Граф Монте-Веро
Шрифт:
– Хорошо, хорошо, дитя мое, я охотно делаю добро, – с достоинством отвечала госпожа Фукс и пожала девушке руку. – Ты всецело принадлежишь теперь госпоже Робер, которая в состоянии сделать для тебя больше моего!
«Потраченные деньги еще принесут мне проценты!» – сказала про себя Паучиха и прибавила вслух:
– Пойдем, дитя мое, со мной!
При этом своими костлявыми пальцами она так крепко сжала тонкую ручку Маргариты, словно боялась, что добыча ускользнет от нее.
– Потрудитесь объявить, что Маргарита больше у вас не живет, милая Фукс!
– Я
«Племянница, родственница?» – подумала Маргарита и широко раскрыла глаза.
– Да-да, милое дитя, ты приходишься мне родственницей, – подтвердила Паучиха. – Я тебе при случае объясню, как обнаружилось наше родство!
Маргарита хотела сказать, что она счастлива, что нашелся человек, который признает ее своей, который, быть может, полюбит ее, но, взглянув в хитрое лицо Паучихи, осеклась. Она чувствовала, как крепко старуха держит ее за руку, обнаруживая такую силу, какой в ней нельзя было и подозревать.
Маргарита простилась с госпожой Фукс, которая проводила их до дороги.
– Помоги мне, дитя мое, – ласково сказала старуха. – Мне тяжело, а эта одышка – моя смерть!
Паучиха закашлялась и велела мнимой племяннице нести большой красный дождевой зонт и вести себя.
Так они дошли до Мельничной улицы и затем свернули в сторону, на Кладбищенскую улицу, которая вела на громадное городское кладбище. Серые ветхие дома здесь населял большею частью рабочий люд. Дома были одноэтажные, с подвалом, в который вела маленькая грязная дверь, из низких окон по всей замусоренной улице распространялся чад. Паучиха, шедшая с Маргаритой, уже не первой своей жертвой, держалась ближе к домам, чтобы не обращать на себя внимание. Наконец, она остановилась у одного из последних домов и велела девушке отворить обитую мешковиной дверь, которая вела на крутую, узкую лестницу.
– Скорей, скорей! Ты чего с таким удивлением оглядываешься? Иди вперед! – шептала старуха, слегка подталкивая девушку сзади, и, кряхтя, последовала за ней.
Дойдя до самого верха, старуха до того утомилась, что с трудом дышала, дрожащей рукой вынула она из мешка ключ и подошла к низкой, но крепкой двери.
Маргарита не знала, что ее ожидает, и боязливо следила за движениями Паучихи, но ей хотелось надеяться на лучшее.
Бедная девушка и не подозревала о той пропасти, которая уже зияла перед ней, готовая поглотить эту прекрасную и невинную жертву.
Старуха отворила дверь, и они оказались в комнате. Комната, куда они вошли, была небольшой, но, по сравнению с квартирой госпожи Фукс, казалась роскошной. У одной стены стоял обитый пестрой материей диван, у другой – высокая кровать. В простенке между окнами с занавесками помещалось зеркало в золоченой раме, которое, вероятно, перешло к ростовщице из будуара какой-нибудь метрессы; под ним была этажерка с красивыми безделушками, а перед диваном стоял стол, покрытый вязаной скатертью, на котором были спичечница и пепельница. Изящный умывальник и вешалка, тоже, вероятно, кем-то заложенные, довершали
Стеклянная дверь вела в комнату побольше, где валялись платья и громоздилась разного рода мебель.
– Сейчас четыре часа, – сказала Паучиха, закрыв за собой дверь. – Он обещал приехать в пять – это хорошо! Сними с меня платок и сложи его аккуратно, я уверена, ты скоро привыкнешь к новой обстановке и, надеюсь, будешь довольна, если отличишься ласкою и послушанием. Скоро придет один господин, будь с ним вежлива и любезна – он очень богат, а деньги имеют великое значение в жизни! С деньгами все можно сделать, им все подвластно, за деньги можно купить и любовь, и роскошь, и дружбу, и счастье, этот господин очень богат! Но помни, таких господ надо принимать ласково!
Маргарита с удивлением слушала Паучиху, которая, спрятав свой мешок, принесла из соседней комнаты голубое шелковое платье и стала осматривать его со всех сторон перед окном.
– Это хорошо, что Роза никогда не испортит вещи, на этом платье, например, она не сделала ни одного пятнышка, прямо как с иголки, – бормотала она. – Платье это действительно прекрасное, чудный фасон! Впереди короче, а сзади длинный шлейф, притом настоящие кружева! Дитя мое, сними с себя свое черное платье, сложи его аккуратно и примерь вот это. Оно тебе наверняка понравится – это чистый шелк! Думаю, ты первый раз в жизни надеваешь шелковое платье?
Маргарита хотела спросить, почему она должна надеть это дорогое платье, но женская любовь к тряпкам взяла верх. Она быстро сняла с себя старое и начала надевать платье, поданное старухой. Паучиха помогала ей своими дрожащими костлявыми руками, и вскоре девушка окончила свой туалет.
Госпожа Робер зажгла лампу и с удовольствием смотрела, на прелестную Маргариту. Платье еще более оттеняло ее белокурые волосы, темно-голубые глаза с длинными ресницами, восхитительный рот с белыми зубами и подчеркивало стройность девушки. Смелый вырез позволял видеть ее чудные формы во всей их красоте.
Улыбавшаяся сгорбленная старуха поправляла костюм своей жертвы, чтобы та казалась еще соблазнительней!
В эту минуту послышался стук колес. Госпожа Робер прислушалась – экипаж остановился. Она поставила лампу на стол и зажгла еще свечу.
Маргарита стояла перед зеркалом и – это было простительное женское кокетство – с удовольствием осматривала чудное платье, не задумываясь о темных намерениях Паучихи. Она рассматривала материю и кружева, и ей казалось, что она каким-то чудом переродилась.
Послышался стук в дверь – Маргарита вздрогнула.
Паучиха отворила.
В дверях показалось – кровь застыла в жилах девушки – то же самое лицо, которое явилось перед ней в кустах; она не в состоянии была пошевельнуться.
Камергер Шлеве, серые глаза которого сладострастно заблестели при виде желанного «дикого цветка», как он ее называл, легко вошел в комнату, улыбаясь от удовольствия.
– Вот ты где, прекрасная Лорелея, маленькая сирена! – проговорил он, с нежностью глядя на испуганную девушку. – Как она прекрасна, даже лучше, чем при свете луны.