Граф Орлов, техасский рейнджер
Шрифт:
— Вот на этом самом месте он и сидел, этот немец, — сказал Клавдий. — И я говорил с ним, как с вами. И он был еще живой. А прошло пять минут, и он вышел из салуна, и не успел сделать трех шагов. И тут со всех сторон в него ударили десять револьверов. Они ударили одновременно, и все мы услышали только один выстрел, но их было десять!
Клавдий Питерсон вдруг остановился на полуслове, заметив нового посетителя салуна. Капитан Орлов тоже не оставил без внимания эту замечательную персону.
К
— Ты пьешь, — пророкотал утробный бас откуда-то из недр индейца, но губы его при этом сохраняли неподвижность.
— Знакомьтесь, ваше пыр… прыс… преосвященство, это Альвино, мой лучший друг! — Клавдий Питерсон попытался привстать. — Альвино, садись с нами, мы как раз поминаем твоего приятеля, сержанта Крюгера.
— Сержант не был моим приятелем, — Альвино опустился на стул. — Я должен был убить его.
— Наверно, у вас были веские причины? — спросил капитан.
— Он отправил на каторгу моего отца. Отец умер в пути. За его смерть должен был рассчитаться я.
— Что же вам помешало?
— Я индэ, — сказал Альвино.
— Это апачи так себя называют, — пояснил Клавдий Питерсон. — «Индэ» значит человек. А все остальные для них не люди.
— Интересно, — сказал капитан. — А что же тогда значит слово «апач»?
— В их языке и слова такого не имеется. Это слово из языка их соседей, индейцев зуни. А означает оно — «враг». И правильно. Самые страшные враги — это соседи!
— Но почему индэ не мог убить сержанта Крюгера? — спросил капитан, повернувшись к индейцу.
— Он белый. Это город белых. Я живу в городе белых. В чужом племени нельзя жить по законам своего рода.
— Альвино, выпей, — предложил Клавдий Питерсон, подвинув к индейцу свой стакан.
Альвино отодвинул стакан обратно.
— Твой долг — двадцать два пива.
— Выпей это виски, и останется двадцать одно пиво, — сказал Клавдий Питерсон. — Ваше преосвященство, вы же можете подтвердить, что порция виски равносильна одной порции пива.
— Подтверждаю, — кивнул капитан.
— Альвино, не сомневайся, я прекрасно помню, что задолжал тебе немного. Подожди, пройдет черная полоса в моей жизни, и я снова начну всех угощать, как раньше, помнишь?
— Не помню, — сказал Альвино.
Капитан Орлов решил снова вернуть беседу в нужное ему русло.
— Мне трудно поверить, что в таком тихом городе нашлись десять мужчин, способных выстрелить в полицейского, — сказал он.
— Не десять, а пять, и каждый стрелял
— Нет.
— Много ты понимаешь в женщинах! А ведь каждого преступника родила женщина, и женщина его воспитала таким. И женщина толкает нас на разные поступки, о которых мы потом жалеем, и за которые потом расплачиваемся всю жизнь. А пока мы расплачиваемся, эти твари находят себе нового дурака! — с болью в голосе воскликнул Клавдий Питерсон.
— Значит, вы думаете, что сержант приехал сюда к любовнице?
— Он искал женщину, а нашел свою смерть… — заключил Клавдий Питерсон и поднял стакан.
— Нет, — сказал Альвино. — Он искал Джерико.
— Почему вы так думаете? — спросил капитан у индейца.
Альвино выпил свое виски, бесшумно опустил стакан, припечатав его к скатерти, и сказал Питерсону:
— Твой долг — двадцать.
— Я записываю, записываю, — закивал головой должник.
— Хорошее виски, — сказал индеец.
Капитан понял намек и откупорил бутылку. Индеец глотал «огненную воду» запросто, словно это было молоко.
Капитан Орлов задержал свой взгляд на лице собеседника чуть дольше, чем это дозволялось правилами общения с индейцами. Но терракотовое лицо Альвино привыкло к дерзким взглядам белых братьев.
— Он говорил слишком много, — пояснил апач, не шевеля губами. — Он сидел в салуне целый час. Он спросил всё у всех. Он говорил, что разыскивает пропавший фургон. Сержант — большой человек. Из-за фургона он не приехал бы сюда из самого Сан-Антонио. Сержант искал Джерико, потому что спрашивал про Родригесов. А Родригесы — друзья Джерико. Сержант хотел найти Джерико. И нашел его.
— Джерико… — задумчиво повторил капитан Орлов.
Его внимание отвлек всадник, появившийся на площади. Он держал карабин в руке, стволом вниз. Его конь кружился на месте, а всадник внимательно оглядывал углы площади и окна окружающих домов. Вот он поднял руку с карабином над головой, подскакал к почтовой станции и спешился, воткнув карабин в гнездо у седла. Через несколько секунд послышался грохот приближающейся кавалькады, и на площадь вылетели разгоряченные кони эскорта, а вслед за ними появилась и четверка, тянущая дилижанс.