Граф в законе (сборник)
Шрифт:
— Но ведь занимались ученые исследованием этих явлений… — осторожно возразил Вик.
— Занимались. И занимаются, но пока только придумали разные слова: телепатия, телекинез, биополе, аура. Стали убеждать всех в наличии информационного поля мироздания, где реально существует не только настоящее, но и прошедшее и будущее. Но этой информационной базой могут пользоваться якобы только избранные экстрасенсы. Ученые также начали считать, что все в этом мире запрограммировано. Кем только — никто не знает. Идолом? Релятивом? Абсолютом? Так что, видите, опять громоздятся вопросы.
— Значит, не в ту эпоху я родился, — с улыбкой заметил Вик.
— Не думаю, — убежденно сказал врач. — Я уже говорил, что, по мнению многих, все в этом мире предопределено. Кто знает, что вам уготовано. Иисус Христос — экстрасенс уникальной силы воздействия — появился в дикие времена, но он и сейчас в сознании миллионов. Современно образованные люди чаще других осеняют себя его крестом.
Вик снова улыбнулся.
— Иисус Христос — и я. Согласитесь, неудачная аналогия.
Но старик был невозмутимо серьезен.
— Кто знает, кто знает… — многозначительно произнес он, глядя через толстые стекла очков, как сквозь стену, в неведомую даль.
Чтобы завершить эти популярно-пространные, прикрытые таинственностью рассуждения, Вик повернул тему в другое русло.
— Скажите, как называется то, что я умею делать?
— Как называется? — Старик задумался, усиленно копаясь в своей патриаршей памяти. — Есть у нас такое понятие — «эмпатия». Так называемая целенаправленная, центрированная психотерапия, при которой врач вступает в глубоко личностный контакт с клиентом. Существуют и другие методы деликатного вхождения в мир другого. — Он неожиданно замолчал, пошамкал, видимо, забыл текст давно не читанной лекции. — Нет, это здесь не подходит. Лучше так: ваш случай есть не что иное, как мгновенное гипнотическое внушение. Впрочем, и это не точно.
Вик понял: пора кончать беседу.
«Меня здесь не было. Вы все забыли. Вы все забыли. Я только что вошел. Вы недовольны… Хотите выпроводить меня…»
Лицо старика приняло сурово-официальное выражение.
— Значит, так, — сказал он весомо. — Пусть вас запишет лечащий врач. И приходите в строго назначенное время. До свидания!
Тихонько попятился Вик к дверям, словно боясь вспугнуть внушенный патриарху настрой.
Глава 3
Вежливое ограбление
Господи, дай мне силы обуздать в себе зверя, не выпускать злой дух на разбой!
Солнце услужливо освещало перед Виктором широкую улицу, а на душе звенели медью военные марши. Смирившийся город расстилался перед ним в почтительном ожидании. Так уверенно мог шагать только мессия.
Но сам мессия до сих пор не осознал своего предназначения, лишь надеялся: там, впереди, все прояснится.
В небольшой березовой рощице, сжатой рядами хрущевских пятиэтажек, он присел на самодельную скамейку. За деревьями высвечивались солнцем стеклянные вывески: «Булочная», «Сбербанк», «Срочное фото», а под ними суетно, как муравьи, двигались людишки, каждый со своими сокровенными, приземленными помыслами.
Из Сбербанка вышла пожилая женщина. Вик обратил внимание на ее прямую княжескую осанку, величаво-независимую походку, когда все движения скупы и сдержанны. Она избрала узенькую тропку, которая вилась неподалеку от скамейки, где сидел Виктор. «Неужели у этой княгини в голове то же, что и у тех, больничных?» — подумал Виктор.
Когда женщина приблизилась к скамейке, он решил провести еще один психологический эксперимент.
«Ты устала… Ты хочешь отдохнуть, побеседовать со мной… Иди сюда… Садись рядом».
Женщина послушно повернула к нему, присела на краешек скамейки.
— Утомились? — спросил он приветливо.
Она вздохнула благодарно:
— Заботы, заботы… Куда от них денешься?..
«Теперь думай, думай о своих заботах!»
Женщина положила на колени объемистый старомодный ридикюль, чуть склонила голову.
«Последний раз беру… Хватит!.. Пропьет ведь, мерзавец… Ничего не купит… Знает, что отец оставил деньги, и клянчит, бессовестный… Последний раз испытаю его…»
Виктор повел свою игру дальше.
«Ты сняла эти деньги, чтобы отдать мне. Сейчас ты их достанешь и положишь возле меня…»
И женщина, действуя как во сне, отомкнула ридикюль, вынула пачку денег, положила их на скамью ближе к Виктору.
— На тебе, сколько просил, — сказала по-матерински строго, — только на дело их потрать, хорошо?
«Теперь ты встанешь и уйдешь».
Женщина легко поднялась и, не замечая Виктора, будто его здесь и не было, поспешила к тропинке.
И только тут он опомнился. Стало скверно и душно от стыда. Хорошенькое начало — ограбил беззащитную женщину!
— Вы деньги оставили на скамейке!
Она обернулась. Взгляд у нее был отсутствующий, рассеянный.
— Я? Какие деньги? A-а, эти! Надо ж, какая стала растеряха. Спасибо, голубчик.
Виктор вернулся к скамейке, грустно размышляя Об этой несчастной «княгине», о деньгах, которые ему тоже пригодились бы…
Из дверей Сбербанка на тропу вышел настолько длинный, прямой и худой человек, что, переверни его вниз головой, получится идеальный восклицательный знак.
И его Виктор мысленно пригласил посидеть рядышком. Закурили. Точнее, курил Восклицательный Знак, а Виктор, держа между пальцами дымящуюся сигарету, напряженно «вслушивался» в его раздумья, мечтания.
«Пежо» — это вещь. Катану на юг. А там… Кайф! «Жигуленка» Люське подарю. Заслужила. Чего жалеть? Бумажонок хватает. Стригу, сколько хочу…
«А как стрижешь?»
«Э-э-э, уметь надо. В клинике хирург много ли заработает? А я делаю пластические операции в особом месте и особым людям, которым надо скрыться от жен, от милиции, от деловых партнеров. Такие находят меня сами по домашнему телефону: 454–13-48. Никогда не скупятся».
У Виктора зародилось крамольное желание: «А что если я?..» Вскоре увесистые пачки ассигнаций стали аккуратно выстраиваться стопками на коленях Виктора.