Граф
Шрифт:
— На приступ? — удивился перс.
— На приступ, — кивнул воевода. — И мне будет нужна ваша молитва. Что каждый из вас от всей души помолился, прося Его даровать победу нам над людьми Султана.
— Ты думаешь, что молитва поможет? — удивился иезуит.
— Поможет, — твердо и максимально уверенно произнес Андрей. — Если бы я не был уверен в том, что Всевышний помогает в праведных делах, то я бы не выступил в этот поход.
— Но почему ты думаешь, что взятие этой крепости дело праведное и богоугодное? — поинтересовался Дамиан.
— Потому что если Царь всея Руси возьмет ее под
Следующие несколько минут граф живописал всю глубину грехопадения крымского хана, его последователей и покровителей. Особенно налегая на глубоко факультативные, но наиболее мерзкие аспекты бытия. Вроде развращения маленьких мальчиков и принуждения их к содомии.
Все его слушатели хмурились.
Им не сильно верилось, что в Крыму все настолько плохо. Но не они возражали. Никто из них не представлял сторону, в интересах которой было бы лоббирование дел Султана. Все обстояло строго наоборот. Посему они хмурились, морщились от излишне неприятных и грязных подробностей, но молчали и кивали.
— Посему я прошу вас помолиться вместе со мной, дабы Всевышний даровал нам победу. И, если будет его воля, то лишил бы защитников рассудка, превратив в зверей диких, проявив их самое мрачное нутро.
— Я помолюсь о твоей победе, — первым ответил перс, мула, что возглавлял эту группу наблюдателей при полку.
После этих слов и остальным было некуда деваться. Посему и шиит, и католики, и православные представители духовенства пообещали вознести молитву с просьбой о помощи.
На этом сценка у крепости закончилась, и вся делегация молча вернулась в укрепленный лагерь. Где все вернулись к своим делам. Исключая православного священника полкового.
— Мне нужно, чтобы ты освятил это, — указал Андрей ему на ящики.
— Что сие? — поинтересовался доминиканец, стоявший невдалеке, опередив в этом вопросе полкового священника.
— Емкости с дымным составом. Я собираюсь их применять. И хочу, чтобы они оказались освященными, дабы их дым действовал как длань небес.
Доминиканец с легкими снисхождением улыбнулся, но более вопросов не задавал. Все это духовенство окончательно успокоилось. Они были верующие, но твердо знали — так вера не работает. И если горстка воинов нападает на толпу, то Всевышний вряд ли дарует этой горстке победу. Проси его о том или нет.
Только Домиан не разделял их скепсиса.
Он видел, что случилось ночью. И понимал — Андрей что-то задумал. И все это — лишь для отвода глаз. Но что? Испанец этого не понимал. Не мог зацепиться ни за какой из привычных вариантов.
XVI век — это период, когда в Европе в полный рост стоял очередной кризис осад в бесконечной борьбе защиты с нападением. И если что-то брать и удавалось то, преимущественно старые крепости, вроде Литовских или особенно Ливонских, не пригодных для противостояния артиллерии. Либо посредством огромного напряжения сил и под большую удачу. Посему, более-менее достойные крепости предпочитали брать «осликом, груженым золотом» или какими-то иными хитростями[1].
И Дамиан — старый вояка — хоть и не видел ситуации с высоты эпох, но
Полковой священник освятил ящики с дымовыми шашками. И католики с муллой их благословили…
Андрей же долго и усердно молился о них про себя. То есть, сидел перед ними на коленях, закрыв глаза и беззвучно шевелил губами.
Довольно странное действо. Однако рвение и усердие, с которым он это делал, заметили все. Обычно он в вере не рвался впереди всех, выполняя разумный минимум ритуалов. Да и в двоеверии его много кто подозревал. Так что это поведение удивило весь полк.
А ночью, как стемнело, начался новый акт этого цирка с конями. Бойцы, отобранные Андреем еще осенью, выступили к крепостной стене. Он отбирал их по тому, как быстро и легко они осваивал фустибулы. Это такие пращи на палке, возникшие в поздней Античности. В отличие от обычных пращей фустибулы имели очень низкий порог вхождения и обладали больше дальностью эффективного броска. С ними отобранные ребята и упражнялись, старательно практикуясь с забрасыванием муляжей шашек через стену, которую имитировал горизонтальный массивный сук высокого дерева.
С каждым таким метателем шло по небольшой группе поддержке.
Боец с закрытым фонарем, от которого шашки дымовые и планировали зажигать. Два бойца с большими плетеными щитами, которыми они прикрывали огонь, скрывая его от наблюдения. И двое носильщиков шашек.
Эти изделия поджигали. Давали разгореться и незамедлительно метали, ориентируясь на силуэт стены, подсвеченный фонарями. А потом спешно отходили в сторону, чтобы по ним на удачу никто не пальнул или стрелу не пустил.
Шашки были упакованы в клееный цилиндрический корпус из тканевой полосы. Внутрь него туго вставляли толстую оплетку из хлопчатобумажной ткани, привозимой откуда-то из средней Азии. Причем оплетка эта тщательно пропитывалась насыщенным раствором селитры с мылом. С заднего торца оплетка зашивалась. С переднего — края — затыкалась небольшой пробкой из куска оплетки. А перед ней ставился специальный запальный «патрон» из пороха в пропитанной воском бумаге. Вот с его-то и использовали для быстрого розжига шашки. Маленькая же пробка между запальным «патроном» и спец. составом, давала небольшое замедление. Что позволяло не вводить бойцам противогазы, дабы сами не надышались.
А надышаться там было чем…
Сначала в шашке шел гашиш. Где-то на две трети длинны внутреннего пространства оплетки его набивали. Остальное же место занимали сушеные грибы псилоцибы. Так что, эта шашка не только достаточно стабильно горела, выделяя прилично дыма, но и окуривала округу сначала гашишем, а потом псилоцибами…
Наблюдателям Андрей сообщил о том, что шашки сии используются для беспокойства и окуривания благодатного. Дабы османы всю ночь не спали из-за задымления и по утру были уставшими. Достаточно рациональные доводы. И они не вызвали возражений у наблюдателей. Разве что определенный скепсис. Но Андрею на этот скепсис было… хм… плевать…