Граф
Шрифт:
— Я… я… понимаю, — как-то понуро ответил капитан.
— Посему у тебя нет другого выбора, кроме как помогать мне и уйти потом со мной, дабы поступить на службу к моему правителю. Не веришь?
— Нет.
Андрей достал и поцеловал тельный крест, а потом произнес:
— Я клянусь, что я расскажу Иоанну Васильевичу о том, как ты помогал нам.
— Но зачем мне это делать?
— Сам придумай. Например, веру хотел сменить, так как тяготился ислама.
— Мой отец — янычар! — вскинулся капитан. И Андрей только сейчас понял, насколько он молод. Годиков ему накидывала густая борода.
— Значит христианство — вера твоих предков. Вера, от которой твоего отца оторвали насильно. А ты вот возжелал восстановить справедливость.
— Но ведь это не так!
— Придумай повод лучше. — пожал плечами Андрей. — Мне-то без разницы. Но Иоанн Васильевич должен поверить, что ты действительно готов ему служить. Я же от себя обещаю, что помогу тебе. Если ты поможешь мне.
— Выбора у меня ведь все нет?
— Нет, — согласился Андрей. — Если бы выбор был, то я бы не предлагал сделку.
— Что ты хочешь?
— Для начала, чтобы ты поклялся именем Аллаха, что не предашь меня ни при каких обстоятельствах.
Капитан замолчал.
— Боишься?
— Обстоятельства бывают разные.
— Если ты откажешься, то я просто отпущу тебя, а потом всем расскажу, как ты мне помогал. Как ты думаешь, какая судьба постигнет тебя и твою семью?
— Если я буду тебе помогать, то мою семью и так постигнет печальная участь.
— Где она живет?
— Семья?
— Да.
— В Анхиале.
— Это где?
— На побережье восточной Румелии.
— Румелия… Румелия… так вроде называли весь Балканский полуостров. Восточная Румелия это не Болгария или где-то в тех краях?
— Да.
— Мы можем забрать твою семью. Или отец откажется? Он ведь до сих пор янычар.
— Отец по прошлому году покинул этот бренный мир. — произнес Капитан и замолчал.
Андрей тоже немного помолчал.
Янычары до 1566 года не имели права заводить семью и хозяйство. А все их имущество после смерти отходило во владения янычарского корпуса, считаясь общим. Но, как несложно догадаться, эти запреты обходились. Причем массово. Из-за чего они и были отменены.
Отец этого капитана жил с его матерью греховно. Гражданским браком. Не оформляя свои отношения. Пользуясь тем, что женщина числилась вдовой. И отдавал ей все добытые ресурсы, дабы они «висели» не на нем, и он сам перед корпусом янычар выглядел скромным человеком. Сын же, благодаря финансовой помощи родителя, и его связям сумел и образование получить, и должность.
Обычное дело.
В середине XVI века это было скорее нормой, чем исключением. Ибо янычары тоже люди и им без женщин было тяжко. А одними шлюхами перебиваться не каждый рад. Вот и выкручивались как могли…
— Большая семья? — наконец спросил он.
— Дюжины две человек.
— Хозяйство какое?
— Крепкий дом. Лавка. Но в основном жили с денег отца. А теперь с моих.
— Значит терять сильно нечего. Заберем. И уйдем на Русь. Моему правителю опытные капитаны нужны. Он охотно тебя примет на службу.
— Но придется принять православие. — поморщился капитан.
— Твой отец показал, что если Бог един, то смена веры не трагедия.
Капитан помолчал.
Поиграл желваками, что-то обдумывая.
— В чем будет заключаться моя помощь?
— Сначала клятва.
Он нервно дернул подбородком, но торжественно ее произнес. И граф, удовлетворившись, перешел к делу…
Глава 2
1557 год, 28 мая, южная Фракия
Галеры плавно нырнули в сторону берега. К небольшой деревушке на черноморском берегу Фракии.
Солнце хоть и клонилось к закату, но было еще высоко.
Обитатели этого поселения вышли из своих хибарок, чтобы посмотреть на величественные корабли, которые какими-то ветрами занесло к ним в гости. Вон — к берегу воротят. Явно что-то нужно.
Староста же засуетился.
Что может быть нужно таким кораблям? Грабить тут некого. Да и вроде как свои. Значит проблемы с водой. Посему жители забегали, начав черпать ее из колодцев, наполняя бочки.
Андрея же заинтересовала эта деревушка только потому, что за ней начиналась дорога. Мелкая и проселочная. Но вскоре она, по словам капитана, перерастала в нормальную. И уже по ней можно было достаточно легко дойти до Истамбула самым коротким путем.
Граф вышел на носовую надстройку. И несколько напряженно уставился на этих людей.
— Что я творю? — тихонько спросил он сам у себя, пользуясь тем, что рядом не было никого. Все суетились внизу.
— Не творю, а вытворяю. — ответил он же себе и едко усмехнулся…
Азак был османским город и сидел в нем османский гарнизон. То есть, нападение на него — было бы прямым объявлением войны Великой Порте, если бы она и так не шла. И ладно нападение — взятие. Да какое! Галеры, что подошли к Азаку, тоже были османские. И Сулейману волей-неволей пришлось бы на все это как-то реагировать.
Чисто юридически войну начал сам Султан, когда отправил в поход на Москву своего вассала. Ибо конфликт этот, по сути, уходил корнями в 1551–1552 года, когда пала Казань. Вот с тех пор эта каша и варилась. Одно тянулось за другим. Особой интенсивности боевых действий не было. Но падение Казани и Хаджи-Тархана, вкупе с поражений в полевых битвах в 1552 и 1555 годах явно давали понять — Султан эту войну проигрывает. Просто потому, что у него не было достаточного количества свободных сил для полномасштабных действий на столь удаленных театрах.