Грань
Шрифт:
Эллис указал ему на кресло по другую сторону кофейного столика.
Стройный мужчина вошел. За ним по пятам следовала его ассистентка Крис Тизли. Забавно, отметил я про себя. Сегодня и я, и Уэстерфилд явились сюда в сопровождении помощниц. Обе — привлекательные женщины, обе на десяток с лишним лет моложе начальников. Я обратил внимание на то, что Тизли бросила пристально-небрежный взгляд на костюм Дюбойс из универмага «Мейси» и ее недорогой серебряный браслет. Меня огорчило, что этот взгляд не укрылся и от моей протеже.
— Если сразу перейти к делу, — сказал Уэстерфилд, —
На этот раз до него, вероятно, дошло, что он употребил странную метафору, и это смутило прокурора. Помолчав, он продолжил:
— Сенатор США, ничего себе! — Его голос и манера раздражали меня не меньше, чем при первой нашей встрече. Точнее, они бесили меня при каждом столкновении с ним.
Я осторожно переставил ногу. Вдохнул поглубже, чтобы подавить боль. И снова сосредоточился.
— Что ж, Корт, посвятите нас в детали… s’il vous plait.
Я изложил ему всю историю примерно так же, как незадолго до того Сэнди Албертсу. Сообщил, что Генри Лавинга наняли, опасаясь, как бы Аманда Кесслер не разоблачила в своем блоге сексуальное насилие сенатора Стивенсона над школьницей.
— И как же вы догадались об этом?
— Эта идея пришла мне в голову, — сказал я, — после длительной беседы с Амандой накануне вечером, когда мы сидели в моей машине рядом с заброшенной военной базой. Из всего того, что она рассказала мне о недавних событиях своей жизни, только одно стояло особняком как возможный повод для того, чтобы ее заказали Генри Лавингу. А именно работа Аманды в школьном центре психологической помощи и особая заинтересованность в обстоятельствах самоубийства, якобы совершенного Сьюзан Маркус.
— Но как вы поняли, что в этом замешан Стивенсон? — спросила Тизли.
— Сенатор сам помог мне напасть на свой след. Меня удивило, что Албертс, его правая рука, пришел к нам с расспросами по поводу незаконной прослушки, как только мы получили задание охранять Кесслеров. И вчера я попросил Клэр проверить, действительно ли сенатор планирует организовать слушания по этой проблеме. Оказалось, что нет.
И тогда мне вдруг стало совершенно ясно, что только я считал сенатора Стивенсона убежденным идеологическим борцом с незаконными разведывательными операциями. Из его собственных слов ничего подобного не вытекало. Его речь о «диктатуре закона» в колледже — где он, возможно, и познакомился со Сьюзан — на деле оказалась обычной популистской демагогией.
— А потом они с Албертсом подняли этот вопрос только для того, чтобы иметь возможность держать под контролем мои действия по делу Кесслеров.
Мы с моим боссом обменялись выразительными взглядами. Уэстерфилд явно не знал о допущенном мною промахе, когда еще несколько лет назад я без санкции судьи организовал слежку за Лавингом. Впрочем, вполне вероятно, что об этом не знал даже Стивенсон. Проблемы у меня еще могли возникнуть, но хотелось верить, что теперь об этом никто и не вспомнит.
— И вот тогда я начал сопоставлять факты по Стивенсону — человеку с репутацией большого любителя молоденьких девушек. Сенатору, частенько выступавшему с лекциями в учебных заведениях. Он родом из Огайо, откуда рукой подать до Чарлстона в Западной Виргинии — удобного места, где они с Албертсом могли назначить Лавингу встречу. Я попросил Клэр внимательнее изучить поведение Стивенсона. Она просмотрела записи о его телефонных переговорах и перемещениях по стране, проверила, не поступало ли раньше жалоб на сексуальные домогательства, от которых он мог, например, откупиться.
Я пожал плечами.
— Как видите, это была только версия, не подкрепленная до поры до времени неопровержимыми доказательствами. И я решился на затею с ГПИ в надежде на то, что Албертс заглотит наживку и попытается навести нас на след Питера Ю.
— Да, я сам видел ориентировку по «Глобал», — кисло ухмыльнулся Уэстерфилд, которому скорее всего опять не понравилось, что ему не сообщили всей правды, хотя на этот раз не преследуя цель отвлечь его внимание от меня.
— Между прочим, — добавил я, — почти нет сомнений, что Албертс расколется.
«Дилемма заключенного»…
У Эллиса тоже накопились вопросы:
— Но похищать девочку-подростка, угрожать ей пытками, использовать головорезов-наемников… Крайне сложная, я бы даже сказал, экстремальная операция. Зачем ему это? И что означал поставленный крайний срок? Информация была нужна ему к вечеру вчерашнего дня.
Для меня самого здесь все было предельно ясно. И я объяснил:
— Надеюсь, главная причина понятна — Стивенсону не хотелось угодить за решетку, а потому он пошел бы на все, чтобы заставить замолчать любого свидетеля, способного связать его со смертью Сьюзан Маркус. Но кроме того, здесь замешано куда больше высокопоставленных людей, чем одни лишь Стивенсон и Албертс.
Уэстерфилд вновь встрепенулся. Его легко возбуждало любое предположение о существовании заговора.
— Кого вы имеете в виду?
— Во-первых, кандидата на выборах в верховные судьи. Голосование в сенате назначено на завтра. А Аманда собиралась вести свой блог о самоубийстве Сьюзан всю неделю, начиная с понедельника.
— Я все еще не вижу связи… — сказал прокурор.
Пришлось втолковать ему, что Стивенсону удалось сколотить коалицию правых сил.
— Но у них большинство всего в один голос. Случись Стивенсону попасть под арест или хотя бы под подозрение в секс-скандале, и коалиция враз развалилась бы. Тогда прощай мечта республиканцев о «своем» верховном судье. Им стал бы демократ. Поэтому я более чем уверен, что здесь замешаны деятели из группы политической поддержки и лоббисты, с которыми прежде был связан Албертс.
При этом глаза Уэстерфилда по-волчьи загорелись.
— Это действительно интересно, — признал он.
— Посмотрите, сколько злобы выплескивается из-за этого, — продолжал я. — Люди, кажется, действительно готовы на все, чтобы именно их партия одержала победу.
«Сейчас в конгрессе слишком много истериков. Их вообще-то везде стало слишком много».
Уэстерфилд посмотрел на Тизли, которая что-то яростно строчила в своем блокноте, а потом повторил:
— Это интересно, Корт. И очень хорошо…