Граненое время
Шрифт:
Наконец все трое сошлись на том, что бригады посылаются временно, до июля, на период организации стройки.
Так прошли те полтора часа, в течение которых «Восток» совершил полный оборот вокруг Земли. Московское радио сообщило о благополучной посадке космического корабля в заданном районе.
Только сейчас, пожимая руку Братчикова, Синев отметил, что и Алексей взволнован, хотя умеет, черт возьми, держаться, привычно занимаясь будничными делами.
Вошел секретарь парткома Реутов.
— Народ собирается у столовой, митингуют.
— Ясно. Пойдем к народу, — сказал начальник строительства и, обращаясь к Синеву, добавил: — Теперь наши хлопцы горы
Это были совсем еще молодые люди. Ну кто из них втайне не надеялся совершить что-нибудь из ряда вон выходящее, чтобы заговорил весь мир? Для того они сюда и приехали. И что же? Скоро год, как они здесь, в степи, а чуда не произошло. Да разве это подвиг, — жить до половины зимы в палатках, долбать мерзлую землю ломом, когда ее не берет ковш экскаватора, расчищать в метель железную дорогу, когда застревают в выемках снегоочистители, или день и ночь возить бут на Сухую речку, чтобы спасти плотину от вешних вод? Все это судя по книгам, уже было в тридцатые, сороковые годы. Все это, судя по газетам, бывает на стройках и сейчас. Где ж тут героизм? Простое, ученическое повторение пройденного. В лучшем случае старательное подражание старшим. В молодости хорошо бы замахнуться на такое, на которое раньше никто и не замахивался. Вот почему весть о том, что на орбиту выведен космический корабль с человеком на борту, произвела особое впечатление на сверстников Гагарина. Людей, поживших на свете, это потрясло, осчастливило, заставило их снова переоценить длинный ряд минувших лет. А людей, начинающих жизнь, это окрылило, вскинуло ввысь, распахнуло перед ними совершенно незнакомое поле деятельности. За каких-нибудь девяносто минут, потраченных на первый виток вокруг Земли, появилась принципиально новая мера подвижничества. И коммунизм, который до сих пор был досягаем лишь для мысли, стал доступен и для чувств. Ну, конечно, Гагарину завидовали все, старались отыскать в его жизни какой-нибудь исключительный факт, который бы помог понять случившееся. Но ничего такого не было: будущий космонавт учился в ремесленном, готовился стать рядовым рабочим и вышел на Млечный Путь из трудовых резервов. Значит, дорога к звездам берет свое начало в самых обыкновенных мастерских. Значит, любой, если есть терпение, осилит эту небесную дорожку. В конце концов, каждый так или иначе, несмотря на громадность происшедшего, остро ощутил свою причастность к этому событию, и связь истории с простым делом каждого становилась уже вполне естественной.
Синев приглядывался к ораторам, сменявшим друг друга на грузовике, который служил трибуной: они говорили о космосе и цементе, о космической эре и апрельском плане, о межпланетных кораблях и простоях самосвалов. А Федор Герасимов, выступая вслед за Реутовым, сказал, что его бригада завтра же переселится в палатки, уступив общежитие семейным людям, приезжающим по оргнабору на площадку.
Братчиков, довольно улыбаясь, энергично пожал руку бригадиру: ему понравилась речь Герасимова, который с такой завидной легкостью решил одну из самых деликатных проблем стройки.
День выдался высоким. С утра дул низовой ветер, выплескивая из балок остатки жиденького тумана; но потом он сдал дежурство верховому ветру, и тот, в свою очередь, взялся за генеральную уборку неба, припорошенного белесой пылью. К обеду все в мире засияло по-весеннему — и ковыльная степь, и лазурная вышина.
День выдался маршевым. Утро, начавшееся последними известиями, физической зарядкой и популярной песенкой, вдруг изумило всех небывалой новостью, вслед за которой грянула походная музыка, время от времени перемежаемая
День выдался работящим. И хотя до обеда люди отрывались от своих занятий, чтобы послушать радио, переброситься несколькими словами, даже устроить летучий митинг, нормировщики отметили в нарядах рекордную выработку.
Вечером в красном уголке общежития собралась вся бригада Герасимова. Теперь она мало чем отличалась от г р а ж д а н с к и х: ребята давно сменили защитные брюки и гимнастерки на штатские костюмы, кирзовые сапоги — на рабочие ботинки, потрепанные шинели — на ватные пиджаки, которые на стройках почему-то называют бушлатами.
И только Миша Перевозчиков, мечтавший стать офицером и с легкой руки Арефьева прозванный «Суворовым, попавшим под разоружение», — только он один и щеголял в военном.
— Начальник строительства дает надо две штабные палатки, — сказал Федор. — Сегодня выберем местечко, а завтра вечером переселимся.
— Чего там, раскинем на старом месте, — сказал Роберт Янсон.
— На старом месте будет заложен квартал жилых домов.
— Тогда давай поближе к озеру, чтобы подальше ходить на работу, — с ехидцей заметил Борис Арефьев.
— Правильно, на лоне природы — это здорово, — с наивной готовностью согласился Миша Перевозчиков.
— Постой ты. Скажи, Федор, ну кто тебя тянул за язык с этим переселением? Что мы — цыгане, что ли? Как солнышко пригрело, так и на травку. Почему не посоветовался с бригадой? Командуешь по-прежнему как старшина сверхсрочной службы.
— Позволь, а разве бригада против? Кто против, товарищи?.. Убедился?
— Всех запугал, все тебя боятся! — сказал Арефьев.
— Не говори чепуха, — одернул его Янсон, который трудные русские слова произносил обычно в именительном падеже.
— Не говори чепухи, — вежливо поправил его Миша.
— Понимаем без переводчика Перевозчикова, — сказал Арефьев.
— Ничего ты не понимаешь, — Федор встал, опираясь ладонями на стол, — Люди едут с семьями. Так неужели мы разместим их в палатках, а сами будем жить со всеми удобствами? В общем, сегодня и говорить-то об этом стыдно.
— Хватит, товарищи.
— Пойдем, ребята, пока суслики не заняли лучшие места!
В дверях, дружески толкнув Герасимова плечом в плечо, Арефьев подмигнул ему с плутовским выражением на лице.
— Только не бросай нас, Федя, на произвол судьбы, когда задумаешь жениться!
— Не собираюсь.
— Что: бросать или жениться?
Все засмеялись. А Федор, не удостоив Арефьева ответом, пошел вперед вместе с Янсоном, который один из всей бригады не позволял себе никаких вольностей по адресу бригадира.
Южнее поселка находился аэродром, отделенный от стройки широкой полосой травянистой целины. Самое подходящее местечко для летнего лагеря: сухо, чисто, протока рядом. В густом прошлогоднем ковыле зеленеют маковки на тонких стеблях; еще несколько теплых дней — и распустятся белые, красные, желтые тюльпаны.
Борис артистически поднял руку.
— Отсель грозить мы будем плановому отделу, здесь будет холостяцкий город заложен!
Но очередная выходка Бориса уже не произвела никакого впечатления. Всех заворожила эта вечерняя тишина, эта неброская красота ранней весны. Слабый ветерок расстелил над поселком шелковистые дымы, насквозь просвеченные солнцем. На северо-западе, среди извивов проселочных дорог ослепительно поблескивали лобовые стекла автомобилей. К железнодорожной станции осторожно подходил товарный поезд, так осторожно, что казалось, он ощупывает каждую пядь неокрепшего пути.