Грани миров
Шрифт:
— Позвоню и скажу, — он улыбнулся и поцеловал руку сестры.
Она поднялась, и взгляд ее упал на разложенные на столе фотографии.
— Подожди, что это? Нет, вот эти — в нижнем ряду.
— Эти? — Сергей невесело хмыкнул: — А это как раз то, из-за чего Петька выбивал из меня палкой пыль. Ах, да, ты ведь еще не в курсе всех сырных событий.
Он коротко рассказал о своей эпопее с сыром, но Ада Эрнестовна, казалось, не слушала.
— Странно, очень странно, — задумчиво проговорила она, не отводя глаз от фотографий. — Я могла бы поспорить, что
— Адонька, отдохни, у тебя уже глюки. Это фотографии бактерий, а не донесение агента спецслужб.
— «Удел богов — создавать тайны». Ты меня не переубедишь — мой глаз хорошо наметан, и я вижу определенный порядок на всех нижних фотографиях, хотя здесь можно говорить лишь об информации, а не о замене буквы буквой или слова словом. Можно мне взять несколько фотографий? Еще какие-нибудь у тебя есть?
— Бери, какие понравятся, займи ими свой досуг, если нечего делать. Других фотографий нет и в ближайшее время не предвидится — Петька меня отстранил от работы.
Не отвечая, Ада Эрнестовна с сосредоточенным видом продолжала разглядывать снимки. О присутствии брата она вообще, казалось, забыла — когда ею овладевала какая-то мысль, все вокруг переставало существовать. Сергей, махнув рукой, оставил ее любоваться фотографиями и выскользнул в прихожую. Только он собрался поднять трубку и заказать разговор с Ленинградом, как телефон заверещал сам — звонил Петр Эрнестович.
— Сережка, Сурен Вартанович хочет тебя сию минуту видеть, — торопливо произнес он, — собирайся, он за тобой высылает свою машину.
К удивлению Сергея Оганесян выглядел совсем не так плохо, как шептались между собой коллеги — внешне он казался даже бодрей, чем во время своего майского визита к Муромцевым полтора месяца назад.
— Ну-с, молодой человек, — строго сказал Сурен Вартанович, шевельнув бровями, еще более густыми, чем у нового первого секретаря ЦК КПСС, — рассказывайте.
Сергей покосился на брата, но тот сидел с каменным лицом и молчал.
— Что именно вы хотите знать, Сурен Вартанович? — вежливо поинтересовался он.
— Чем это вы нас всех накормили, какой-такой бактерией? — в прекрасных карих глазах академика прыгали смешинки.
— Сурик-джан, пусть мальчик поест сначала, — возразила вошедшая в кабинет Шушик Акоповна, ставя перед Сергеем тарелку с кулебякой и стакан чая, — попробуй, Сереженька, я сама пекла.
— Не возражаю, по восточному обычаю гостя положено сначала накормить, — мохнатые брови вновь весело шевельнулись.
Сергей рассказал все, начиная с того момента, когда пассажиры экскурсионного автобуса увидели показавшийся из-за поворота трейлер. Его не перебивали, но иногда Оганесян поднимал руку, прося говорить помедленней — он непрерывно делал пометки у себя в блокноте. Шушик Акоповна покачивала головой и тихо ахала, а Петр Эрнестович слушал, стиснув зубы и слегка прикрыв глаза.
— Почему ты ничего не рассказал нам об аварии? — резко спросил он, когда брат замолчал.
Сергей лишь пожал плечами, а Сурен Вартанович вновь поднял руку:
— Ладно,
— Широкое горное плато, ручьи и маленькие речки стекают оттуда в реку Джурмут. Пару тысяч лет назад западная часть была, скорей всего, продолжением горы Гутон, но теперь — возможно, после сильного землетрясения, — все плато практически отделено от остального мира бездонной пропастью. До того, как там появились люди — двадцать лет тому назад, — это был первозданный край. В тех местах, кажется, до сих пор сохранились саблезубые тигры, поэтому я и предположил возможность существования там неизвестной науке непатогенной микрофлоры. Именно поэтому сыр…
— Погоди о микрофлоре и сыре, — остановил его академик, — скажи лучше, какой степени тяжести были травмы у твоих спутников — тех, что спаслись вместе с тобой?
— Мне показалось, что у мальчика поврежден нижний отдел позвоночника — когда я оттаскивал его, он стонал от боли, дергал руками и головой, но вся часть тела ниже пояса оставалась неподвижной. У мужчины — Прокопа — были множественные открытые переломы обеих ног, я видел торчащие обломки костей. Я хотел оказать ему помощь, но мне самому стало плохо.
— Петя, осмотри его рану, я хочу знать твое мнение, — велел Оганесян, и Сергей послушно приподнял волосы на затылке, открыв заживший шрам.
— У меня во время войны пару раз бывали аналогичные случаи, — оглядев след от раны, задумчиво проговорил Петр Эрнестович. — С осколком в мозгу человек мог какое-то время двигаться и говорить — пока кровь не скапливалась в субарахноидальном пространстве, и не возрастало давление на мозговую ткань. Если внутреннее кровотечение сильное, то без оказания хирургической помощи подобная травма несовместима с жизнью.
— Ну, значит, ты, Сережа, у нас в рубашке родился, — усмехнулся академик. — Но почему местные жители не отвезли вас в больницу?
— Вам, наверное, трудно представить, как живут там люди — нет ни электричества, ни радио, ни телефона. Роды у женщин принимает местная акушерка Асият — к счастью, дока в своем деле. Единственная связь с внешним миром — мост через пропасть. Достаточно прочный, правда, мост — по нему может проехать грузовик, а дорогу жители проложили до самого шоссе Евлах-Лагодехи. Конечно, тем, кто каждый день вызывает «неотложку», там жить не рекомендуется, но пока, насколько мне известно, у тамошних жителей ни инфарктов, ни инсультов не случалось.
— Да, хорошо бы и нам так — без инфарктов и инсультов. Ладно, выходит, что вы все — ты после тяжелейшей мозговой травмы, мальчик с явно поврежденным позвоночником и мужчина с множественными открытыми переломами обеих ног через две недели после аварии были абсолютно здоровы?
Сергей пожал плечами:
— Выходит, что так, я сам был в недоумении. Тем более что, по словам местных жителей, вообще все травмы в их местности заживают удивительно быстро.
— И что ты сам об этом думаешь?