Грани миров
Шрифт:
Сергей мгновенно сообразил, в чем дело — этот нахальный рыжий Володя утром открыл террариум и вытащил его мышей для своих опытов, а дура-Аська готова покрывать бесстыжего стажера ценой, можно сказать, своей головы. Нашлась тоже жена декабриста!
— Где этот наглец? — свистящим шепотом спросил он.
Взгляд его так сверкал, что Ася испуганно попятилась.
— Он… он к зубному пошел, у него зуб…
Петр Эрнестович отстранил кипевшего злостью брата и очень мягко сказал перепуганной лаборантке:
— Простите, вы не могли бы мне все же объяснить, что случилось с этими мышами? Я просто хочу знать, вы не волнуйтесь так сильно.
— Я утром по ошибке ввела им культуру Clostridium perfringens — стажер Плотников получил культуру газовой гангрены и попросил проверить ее на токсигенность.
— Как же — ты ввела! — Сергей угрожающе потряс кулаками. — Он сам вытащил мышей без спроса, а то я его не знаю! Где он, я ему шею сверну? Вытащить инфицированных животных из клетки! Я ему такую характеристику напишу, что его не то, что в аспирантуру — его в дворники не возьмут!
По лицу Аси заструились слезы. Петр Эрнестович укоризненно покачал головой:
— Что ты орешь, Сергей? Пожалуйста, Асенька, я вас очень прошу: не расстраивайтесь и пригласите сюда этого юношу — мне сейчас нужно знать только одно: что и как он им вводил.
— Ладно, — буркнул Сергей, разжимая кулаки, — зови, бить не буду.
Ася скрылась и минуты через две появилась с рыжим Володей. Сергей с некоторым злорадством отметил, что стажер — внешне, по крайней мере, — утратил толику своей обычной наглости и выглядел типичным пай-мальчиком.
— Я не знал, — кротко сказал он, косясь на заместителя директора преданными собачьими глазами. — Извините, Сергей Эрнестович, вы сказали, что клостридия будет у меня в диссертации, поэтому, чтобы я ею занимался. А я сегодня утром пришел и подумал…
— Нет-нет, — перебил его Муромцев-старший, — это все вы потом расскажете непосредственно Сергею Эрнестовичу, а меня интересует только, что и когда вы вводили мышам, и как они себя до этого вели.
— Нормально вели, — он хлюпнул носом, но рыдать не стал. — Корм жрали, бегали. Я им по 1 миллилитру ввел.
— Каждой? — уточнил Петр Эрнестович.
— Ага, каждой.
— А антитоксин использовали?
— Нет, не использовал, мне Сергей Эрнестович сказал пока только получить чистую культуру и проверить. Я целую неделю работал, старался.
— Но зачем же было вкалывать всем четырем? Когда проверяют культуру на токсикогенность, используют разные штаммы в совокупности с антитоксинами, разве вы этого не знаете? И потом, когда животное заражают, то потом за ним следят и сразу же после гибели его исследуют, а не ждут, пока труп закоченеет. Это уже Сергей Эрнестович должен был вам объяснить — его упущение.
— Я просто в медпункт ходил — у меня зуб заболел, — рыжий стажер для достоверности приложил ладонь к веснушчатой щеке и страдальчески поморщился, — а всем четырем ввел, чтобы мне Сергей Эрнестович поверил, что я культуру получил. А то он мне никогда не верит, если я говорю. А когда он объясняет, я вообще ничего не понимаю, — наглея на глазах, заявил он и тут же подхалимски добавил: — Вот когда вы, Петр Эрнестович, сказали, то я в один момент все понял.
— Да я сейчас… — вновь взъярился было Сергей, но Петр Эрнестович остановил его: — Тихо! А вам, молодой человек, — он строго посмотрел на Володю, — прежде, чем продолжать работу, следует вновь пройти инструктаж по технике безопасности. Что, если бы вы вытащили для своего эксперимента животное, зараженное тифом или, не дай бог, чумой? А теперь вы мне все же объясните, почему вы ввели всем четырем мышам costridium perfringens, а газовая гангрена развилась только у двоих? Или вы все же двум ввели другую дозу?
Рыжий стажер вновь пошмыгал носом и пожал плечами:
— Не знаю, я всем одинаково колол. Парадокс.
— Ну, хорошо, идите — поучите технику безопасности. И когда вы будете ее пересдавать, я хотел бы присутствовать.
Рыжий Володя, пятясь, скрылся за дверью, Ася молча последовала за ним, а Сергей, немного успокоившись, вновь — уже более внимательно — посмотрел на трупики погибших животных. Они были промаркированы зеленым — те, у которых неизвестная бактерия не привилась. Те же, что были промаркированы синим, продолжали преспокойно грызть корм в углу террариума. Петр Эрнестович сухо заметил:
— Ладно, хоть что-то прояснилось. Но, тем не менее, придется всем, кто пришел поздравить меня с днем рождения, сделать анализы, я сам этим займусь. Стыдно, конечно, будет объяснять, что сотворил мой младший брат, но выхода нет, я сам виноват — слишком доверял тебе. Особенно неудобно мне будет объясняться с Суреном Вартановичем.
— Хватит читать мне нотации, — огрызнулся Сергей, старательно отводя глаза в сторону.
— Да нет, это не нотация — я просто констатирую печальный факт. Пойдем в столовую, а после обеда поедешь домой.
— Зачем мне домой, у меня много работы.
— От работы я тебя отстраняю, — в голосе старшего брата звучал металл, — пока все не прояснится. Кстати, у тебя еще не кончился отпуск, и тебе в институте делать абсолютно нечего. Погуляй, а к работе приступишь после того, как пересдашь технику безопасности.
Когда он говорил таким тоном, спорить с ним было бесполезно, и Сергей это прекрасно знал. Ему оставалось лишь подчиниться, сказав при этом что-нибудь по возможности более ехидное. Он широко улыбнулся и, шутливо поаплодировав, произнес:
— Браво, Петя, воспитание молодежи — твой конек. Макаренко, наверное, умер бы от зависти — ради такого можно даже мой эксперимент прервать. Тебе даже неинтересно, почему половина мышей погибла, а другая — нет. Те-то мыши, у которых после прививки моей бактерии возникла бактериемия, живы и здоровы, газовая гангрена у них не развилась. Это же парадокс! Так что глупо ты поступаешь, очень глупо!
Петр Эрнестович в ответ улыбнулся не менее широко:
— Рад твоей высокой оценке моих умственных способностей, Сережа, но за эксперимент не волнуйся — я займусь им сам вместе с моими аспирантами, а ты посиди дома и потеоретизируй. А перед тем, как покинешь институт, зайди к моей аспирантке Ларисе Кукуевой — она возьмет у тебя кровь на анализ.