Грани Обсидиана
Шрифт:
Я услышала увещевающий голос Наррона; высокий голос Рика, в котором смешивались злость и слезы.
— А чего он!..
— Ты же знаешь, незачем связываться с ним в такие дни!
— А-а-а! А ему так все можно, да?!
Я осторожно заглянула за перегородку — Наррон жил в небольшом закутке прямо при конюшне. Лежанка, накрытая теплыми одеялами, печь, стол да пара скамей — вот и все его имущество. В углу свалены уздечки, седла и стремена: то ли для хранения, то ли для починки…
— Лисса? — сказал Наррон. — Проходи, поможешь.
Парень попытался незаметно
— Хорошо же он тебя порвал, шить придется!
— А может, так зарастет? — робко спросил Рик.
— Ага, зарастет, жди, пока Обсидиан пересохнет! — Наррон загремел какими-то жестяными коробками. Но именно он сказал, не оборачиваясь: — Добрый день, леди.
А ведь это я, а не человек, должна была услышать ее приближение! Или Инта научилась так бесшумно двигаться у своих новых родственников?
— Добрый день.
Волосы забраны небрежно, наспех, выбиваются пушистыми прядями, поверх домашнего платья накинут полушубок из драгоценного голубого меха полурыбы-полузверя, добытого в далеком северном море. В руках женщина держала полотняную сумку. Рик неловко приподнялся.
— Сиди, Рик. Что тут у нас?.. Лисса, подойди, помоги мне.
Наррон попятился и уселся на скамью — наблюдать. Леди Инта осторожно развернула поврежденную руку парня к свету. Кровь уже подсыхала.
— Ничего страшного. Видишь? Ни вены, ни сухожилия не задеты, лишь кожа и мышцы. Но раз рана глубокая, придется ее зашивать…
Рик безнадежно вздохнул.
Я молчала. Рука была не порезана и не проткнута — порвана, как сказал Наррон. Тут поработали острые зубы зверя.
— Ты будешь помогать мне.
— Я не лекарка…
Леди Инта подняла на меня оценивающий взгляд. Серые глаза ее были спокойны.
— Это ничего. Главное, ты не боишься крови. Смотри. Сначала нам надо смыть кровь и очистить рану…
Я делала то, что она говорила. Бедному парню было очень больно, но он терпел, лишь иногда шипя и постанывая. Я поглядывала в его мокрое лицо (глаза крепко зажмурены, зубы стиснуты) и представляла, каково это — когда ковыряются в открытой ране, а потом иглой протыкают «на живую» кожу… От сочувствия даже у меня самой рука разболелась.
Рик приоткрыл один глаз, с недоумением разглядывая свое предплечье:
— А уже почти и не больно!
Наррон подал голос из-за моей спины:
— Это потому что женщины шьют быстрее и ловчее! Представляешь, сколько б я с тобой возился! И какие бы у меня стежки кривые да большие вышли!
— Ну вот… — Леди Инта критически оглядела свою «штопку». Вынула из свертка срезанную белокурую прядь волос, подожгла, пробормотала три раза: «как поранил, так и залечи!» — и посыпала рану пеплом. Быстро и умело перехватила руку чистыми тряпками. — Завтра я еще раз погляжу и перевяжу рану, но думаю, все будет в порядке. — Она быстро улыбнулась конюху. — У Наррона есть замечательная мазь для лошадей…
— Ладно, так уж и быть, потрачу немного и на этого молодого дурачка! Благодари леди да проваливай!
Рик
— Нечего расстраиваться из-за дурных мальчишек, леди! Они испокон века дерутся. Вот увидишь — не пройдет и недели, как эти паршивцы опять будут друзьями не разлей вода! Думаешь, твой лорд или Бэрин были другими? Те еще были драчуны и задиры!
Легкая улыбка тронула плотно сжатые губы женщины.
— Такими и остались…
— А вот говорят… — нерешительно начала я. Леди Инта взглянула на меня ясными серыми глазами. В них был интерес.
— Да, Лисса?
— Говорят, если укусит оборотень, ты сам становишься оборотнем?
Наррон фыркнул, как лошадь; леди сказала спокойно:
— Это суеверие. Подай-ка мне вон ту склянку.
Я потянулась, но, вскрикнув от резкой, раздирающей боли в руке, уронила. Склянка разбилась, в нос ударило тяжелым, сладким, одуряющим — знакомым запахом. Так пахли свечи Зихарда. Я попятилась, прижимая руку к груди. Леди Инта встревоженно смотрела на меня.
— Лисса, что случилось? Ты такая бледная… что у тебя с рукой? Порезалась осколками?
Я опустила глаза: из-под стиснутых пальцев текла кровь.
Вскочивший Наррон усадил меня на табурет, на котором только что сидел Рик. У меня закружилась голова, но вовсе не из-за вида моей собственной крови — из-за проклятого запаха. Словно повернули ключ, и из-за открытой двери хлынули тоска, бессилие, отчаянье… Кажется, я даже завыла…
…Сначала пришли голоса. Я лежала, укрытая чем-то теплым и мягким. Голоса некоторое время витали надо мной бессмысленным эхом, пока я не узнала знакомое: б-э-р-и-н… Слово сложилось в имя, имя в образ — молодой, сильный… Волк!
Я резко села, отбрасывая пуховое одеяло. Разговаривавшие смолкли, обернулись ко мне.
— Как ты? — спросила леди Инта.
— Что за представление ты устроила? — одновременно с ней воскликнул Бэрин. Он так резко склонился ко мне, что я не успела отпрянуть: Волк схватил мою руку, выворачивая ее тыльной стороной вверх. От запястья к локтю шла неровная полоса, похожая на давний, заживший шрам. Бэрин легонько потряс мою руку: — Что это? Что это, я тебя спрашиваю?!
— От… отпусти меня… — Я дернула руку, но его пальцы только сжались сильнее — до боли. — Отпусти меня!
— Бэрин, — предостерегающе сказала леди Инта. Отстранила деверя — тот оскалился, но отступил. Присела рядом со мной на край высокой постели. Не пытаясь коснуться, указала на мою руку: — Лисса, ты произнесла обратное Слово переноса, но забыла снять его действие. Из-за этого у тебя на руке открылась рана, как у Рика…
— Что я сказала? — перебила я, озираясь. Снова в спальне Бэрина: каким образом на этот раз? Наррон притащил меня сюда?
— Тебе стало плохо, — пояснила леди Инта, заметив мое недоумение. — К счастью, в конюшню заглянул Бэрин узнать, как дела у Рика…