Грани Обсидиана
Шрифт:
— Значит, ты не хочешь уйти со мной только из-за той давней обиды, любимая?
— Не называй меня так! — прошипела Найна, отбрасывая руку, нежно коснувшуюся ее щеки. Не потому, что прикосновение как-то взволновало ее — но вдруг он заметит ошейник? — Не только, Ольгер, не только. Ты когда-то предал меня…
— …и не переставал жалеть об этом и просить прощения…
— …но важнее то, что ты предал своего лорда.
Снова острые, белые влажные зубы, обнаженные в усмешке-оскале.
— Ты называешь предательством то, что я посмел
— Нет. Только то, что ты начал есть людей.
Усмешка не исчезла — наоборот, сделалась шире. Ольгер сказал с притворной тревогой:
— Говори тише. Ты же не хочешь испугать своего… спутника?
Найна вновь оглянулась на оглушенного: кажется или Хантер немного поменял положение? Насколько удар повлиял на его слух и восприятие? Хватит уже вспоминать старые обиды; чем скорее Ольгер поймет, что ее «нет» окончательное, тем с меньшими потерями они распрощаются. Ольгер заговорил раньше нее — тягучим, словно усыпляющим голосом:
— Если бы ты попробовала — хотя бы раз попробовала, — каково на вкус их мясо… Помнишь шатуна-медведя, которого мы выслеживали три зимы назад? Теперь я понимаю его, его жажду, его голод… Тяжело, нет, даже невозможно потом отказаться от этой охоты, от этой добычи… И охотиться на них куда интереснее, чем на обычных животных. Некоторые даже пытаются сопротивляться — мне! Забавно, знаешь…
Ольгер говорил все это, придвинувшись почти вплотную, видя ее и не видя расширенными, затуманенными глазами. Найна даже почувствовала дрожь, пробежавшую по его телу, — словно дрожь возбуждения, предвкушения любви…
Спросила с нарочитой насмешкой:
— Прикажешь есть людей с тобой за компанию?
Ольгер словно очнулся.
— Как я могу тебе приказывать? Тебе, моей волчице! Но ты можешь лишь попробовать…
Попробовать. Попробовать предать — это ведь всего лишь попробовать, правда? Слегка отступить от клятвы вовсе не означает, что ты ее нарушил. Так Ольгер рассуждал и оправдывал себя, прежде чем решиться? Или не рассуждал вовсе, а попросту однажды растворился в своем звере? Отпустил его на свободу?
— Ты ведь тоже это чувствуешь, да? — шептал Ольгер. Его дыхание обжигало ей щеку. — Желание освободиться, скинуть оковы, которые мы налагаем на себя сами… нет, которые на нас наложили родители, глупые законы, древние договоры с людьми! Думаешь, твой брат-лорд не лицемерил, изгоняя меня? Он ведь тоже всегда чувствовал и чувствует это и потому завидует, потому ненавидит меня — освободившегося!
Нелепость этого утверждения будто отрезвила ее — уж не пытался ли Ольгер зачаровать ее, затуманить разум? Найна гневно рассмеялась, отстранившись:
— Фэрлин, оставшийся на своей родной земле среди тех, кого он любит и кто любит его, завидует — тебе, изгою! Конечно, тут есть чему позавидовать! Сегодня я уже достаточно наслушалась глупостей, Ольгер! Все, прощай. Я не уйду с тобой.
Всегда плохо слушавший
— Это еще что такое?!
Ольгер примирительно вскинул руки вместе с курткой, даже шаг назад сделал.
— Прости, любимая, я не могу поверить, что…
— Поверить — придется! — отрезала Найна.
И увидела, как вдруг изменилось его лицо: Ольгер заметил заткнутый за ее ремень волчий бич. Мужчина вновь отступил — но вовсе не от страха. Переводил ошеломленный взгляд с бича на нее.
— Найна… ты так обо мне думаешь? Ты что — меня боишься?! Думаешь, я могу причинить вред ТЕБЕ?!
Она мгновенно воспользовалась невольной подсказкой. Ответила резко:
— А почему нет? Откуда я могу знать, что ты там еще решил нарушить?
Ольгер всматривался в нее — пристально, жадно, с тающими остатками надежды. Найна отвечала ему немигающим мрачным взглядом. Впервые… почти впервые… она видела, как исчезает броня его самоуверенности… как опускаются сильные руки, плечи. Взгляд.
— Тогда и в самом деле… всё.
Он уходил бесшумно — как и пришел. Но медленно, так медленно… словно ждал, что его все-таки окликнут, вернут. Найна, прикрыв глаза, вслушивалась в ночь. Ушел. Ушел…
Подобрала брошенную куртку. Вернувшись к человеку, сказала устало:
— Хватит пытаться взвести арбалет! Он уже ушел.
Колдун ответил неразборчивым ворчаньем. Может, ее проклинал, может, Ольгера — а может, самого себя за слабость и нерасторопность. Каких-то полчаса, а уже довольно бодро шевелится — какой же крепкий… гад! Найна поколебалась, глядя на волчий бич: руки чесались сломать его, но и это оружие могло пригодиться… не против Ольгера, о нет, теперь он не вернется! Но не зря же люди никогда не ходят в здешний лес поодиночке. Сказывается близость колдовской страны — тут могут встретиться весьма странные создания. Некоторые — неопасные, но некоторые… Найна с досадой бросила бич рядом с человеком.
Вновь ушла в ночь — насколько позволил ошейник. Села на краю лесного оврага. Свесив ноги, бездумно прислушивалась к журчанию ручья, хлопотливо пробивающего себе дорогу далеко внизу, среди многолетних завалов засохших веток и стволов. Внутри было странно пусто: словно ампутировали часть… прошлого? души? — а боль еще не дошла до мозга…
Найна следила за светлячком, лесным фонариком; голубовато-зеленый огонек сновал-танцевал в темном душистом воздухе. В детстве Бэрин утверждал, что это летают крохотные волшебные фейри с фонариками. Найна протянула палец, не дав себе времени подумать, получится ли что-нибудь с ее… усеченной магией. Светлячок подлетел к руке, помедлил и опустился на палец, Найна даже ощутила невесомое прикосновение. Словно по его зову со всех сторон полетели собратья, закружились над ее рукой праздничным и призрачным хороводом…