Грани жизни
Шрифт:
Петя засмеялся тоже, а потом сказал серьезно:
— Неужели тебе хочется походить на тетю Эльзу? Я. ее, кстати, только потому и переношу, что она сидит за одним столом с тобой.
— Эльза вышла замуж за моего старого дядю и считает, что он должен ее «ублажать и всячески холить», — явно передразнивая, расхохоталась Галина. — До чего же она нелепа, эта наша «наслажденка»! — И Галина стала очень похоже изображать тетю Эльзу. Потом, вдоволь позабавясь, все-таки досказала то, что у нее просилось на язык несколько минут назад.
— Но, Петенька, милый… ты ведь перебил мою мысль… а я хотела сказать, что время, когда мы можем быть вместе, я ни-ко-му не отдам!.. И тебя, милый, милый, прошу: не растрачивай это время, храни для себя и для меня. Вот теперь ты представляешь себе, как я злюсь и тоскую, когда в эти мои часы тебя нет со мной!. Ну, понял мою «арифметику»? — Галина нежно и просительно взглянула ему в глаза. — Ну… что ты молчишь?
— Ты
— Ни о каком там смысле я и не думаю! А только о том, как для меня лучше! — рассмеялась Галина. Но, заметив сумрачную тень на лице Пети, встревожилась — Милый, что с тобой? Ах, не надо было затевать этот разговор! Прости меня, прости!
Она горячо и покаянно поцеловала его, будто оба были сейчас не в парке, а в ее маленькой уютной комнатке.
— Ну, скажи, скажи мне, что я должна сделать, чтобы ты повеселел?
— Разве я когда-нибудь требовал, чтобы меня веселили и забавляли?
— Вот ты опять как-то грустно вздохнул!.. Ну чего бы ты хотел от меня? — Галина с наивно-детским огорчением заглянула ему в глаза.
— Я бы хотел еще, чтобы все мои дела для жизни, для общества были тебе близки, интересны… чтобы ты понимала их важность для меня, — ответил он.
— Ну, хорошо… рассказывай мне о чем хочешь, — послушно предложила Галина. — Только, чтоб это было… не очень скучно, а то я не пойму. Условились?.. Тебе опять хорошо?
— Да, хорошо.
— Нет… ты все-таки чем-то огорчен… — вздохнула Галина и вдруг, словно нежданно открыв что-то, сказала — Петя, Петя! У тебя иногда бывает такой вид, будто нас с тобой мучают противоречия… Да, именно так— противоречия! Да! Вот сейчас я вспомнила это слово!
— Противоречия… — повторил задумчиво Петя. — Как же они тебе представляются, Галиночка?
— Противоречия любви!.. Знаешь, я прочла эти слова не то у Бальзака, не то в «Опасных связях» Шодерло де Лакло… И у влюбленных могут быть противоречия, оба любят, но оба очень разные, в чем-то не сходятся и от этого страдают. Как это ужасно, правда?
— А по-моему, и в любви противоречия неизбежны, — неторопливо ответил Петя. — Ведь любящие друг друга долго ли, коротко ли родились и росли каждый в своей среде, среди разных людей и обстоятельств, и, естественно, у обоих оказалось, кроме общего, и что-то непохожее или неожиданное, даже противоположное.
— Но как же им быть, если они очень разные или даже противоположны? — расстроенно спросила Галина.
— Милая, в том и сила любви, ее красота и глубина, чтобы соединять и возвышать людей.
По дороге домой Петя, пожалуй, впервые серьезно задумался о несходстве характеров. Галина, сама того не подозревая, как бы подтолкнула в нем мысли, которые еще не успели заявить о себе. Да, оказывается, это еще далеко не все — год встречаться с девушкой, без конца говорить ей о любви и слышать ее столь же сладкие сердцу уверения. А вокруг них, влюбленных, большая жизнь, ее призывы к их сознанию, их молодой силе. Когда и раскинуться этой силе, как не в молодости? Галина своими расчетами «мое» и «не мое» подрывает в себе эту силу, разъединяет себя с большой жизнью- Откуда это у ней, кто ей внушил? Конечно, внушили свои же близкие. Прежде всего бабушка Ираида Васильевна, семидесятилетняя хранительница домашнего очага, прозванная своим супругом более полувека назад «наш фарфоровый лобик». Прозвище «фарфоровый лобик» было дано Ираиде Васильевне ее покойным супругом, который утверждал, что столь гладкого и розового лобика ни у кого, кроме своей жены, он не встречал. А так как до семидесяти лет узенькая полоска лобика Ираиды Васильевны сохранила свою гладкость, то прозвище так и сохранилось. Следующий, кто влияет на Галину, — дядя Иван Семенович, старший брат ее отца, первенец Ираиды Васильевны, как он себя называет, «вольный философ», молодящийся франт пятидесяти трех лет. «Вольность» его философии заключается в неутомимой потребности все только критиковать и не видеть в окружающем ничего ценного. После развода, женясь на молодой, дядя Иван Семенович, по воле новой жены, стал называться Жаном и Жанчиком и еще больше начал заноситься в своих словоизвержениях, которые средний его брат, Петр Семенович, еще называл попросту: «Открыли водопроводную трубу». Несомненно, под влиянием своей молодой жены дядя Жан стал считать себя «обиженным судьбою», «недооцененным и сугубо необеспеченным». Его жена, новоиспеченная тетя Эльза, она же Елизавета Ивановна, встряхивая своей модной прической в виде пышно завитого белокурого хвоста, уверяла всех дома и в гостях, что, будь ее Жан «по справедливости оценен», он знал бы, чем «поразить человечество». Сколько раз за сковородинским чайным столом Петя сам слышал болтовню о «красивой жизни», когда на первом плане удовольствия и радости «для себя», высокие расценки за труд как бы в благодеяние обществу. И вот эти сорные семена мещанства, духовного убожества проросли в податливой душе Галины!.. И
Как он решил для себя, так и поступал.
Как ни занят был Петя на заводе, ни одного занятия с Галиной он не пропустил.
— Как ты заботишься обо мне! Какой ты добрый! — растроганно говорила Галина после занятий. — Ты видишь, как тебя слушаюсь во всем? — спрашивала она потом, когда они по своему обыкновению после занятий шли в парк.
— Ты не сердишься, что из-за меня тебе приходится сейчас так трудно? Ведь я знаю, как ты устаешь… и тебе еще нужно заниматься со мной… Прости меня, что я такая неспособная! — шептала Галина.
— Родная моя… за что мне прощать тебя? — растроганно шептал он.
В этот миг Петя чувствовал, что он, как никто на свете, ответствен за нее. Никто, кроме него, не знает, как еще слаба и детски наивна ее душа, ее понимание жизни, труда, внутреннего мира человека, а многое ей просто еще неведомо. Поэтому с ней надо обращаться терпеливо, мягко и не требовать от нее быстрых решений, — все придет в свое время
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Галина выдержала испытания и стала студенткой института имени Баумана. По этому поводу в квартире Сковородиных в первых числах сентября было назначено большое семейное торжество. Пете Мельникову Галина заявила накануне, что среди гостей он будет для нее «самым главным» и должен прийти раньше всех.
Петя выполнил приказ, пришел первым, а Галина, отворившая ему дверь, беззвучно и крепко расцеловала его. Потом она приказала Пете сидеть на балконе, принесла ему свежие газеты и шепнула, что скоро сообщит ему «чудную новость». Некоторое время Петя прислушивался, как Галина носилась по комнатам: пристукивали каблучки ее новых лакированных туфель, шуршало пышное муаровое платье, мягким грудным голоском она все что-то напевала, пробегая мимо балконной двери. Пете так хотелось видеть ее играющее весельем лицо, что несколько раз он пытался выйти в коридор, но Галина со смехом загоняла его обратно:
— Ну потерпи же, беспокойная душа!
Наконец, обмахиваясь веером, она появилась на балконе.
— Хочешь услышать чудную новость? Ну, так слушай!
Ее румяное лицо приняло торжественное выражение.
— Папа мне сегодня сказал, что в новой квартире, которая будет готова к осени пятьдесят девятого года, он нам предоставит… — Галина лукаво приостановилась, наблюдая, какое действие произведут ее слова, — он предоставит нам самую большую комнату с альковом, с прелестными полированными шкафами в стенах, с балконом на солнечной стороне. Словом, роскошная будет комната! Ну? Что ты на это скажешь?