Граница надежд
Шрифт:
Он выжил. И вместо того чтобы оказаться на скамье подсудимых, сделался героем. Командующий армией лично вручил ему орден за храбрость.
Я поднял глаза.
Чараклийский все еще держал стопку в воздухе и ждал. Поднялся со своего места и я.
— За нашу встречу, господин подпоручик. Вижу, что в вас не умирает любовь к армии.
Я чокнулся с ним и выпил вино до дна. И он выпил свое вино. Только стопки солдат остались стоять на столе нетронутыми.
— У вас хорошая память, —
— И приятные воспоминания, — дополнил я и уже тише продолжал: — А вы знаете, что эти солдаты из моего батальона?
— Предположим, знаю.
— А знаете ли вы, что уже не сорок пятый год, а война давно кончилась?
— Не спорю.
— Но я готов спорить, Чараклийский. Не знаю, как вы познакомились с этими ребятами, и не буду их об этом расспрашивать, но запомните: пока эти солдаты служат под моим командованием, они не станут вашими друзьями. Вы меня поняли?
— Вы хотите этим сказать...
— Что за этим столом вы лишний. У нас с ними предстоит служебный разговор.
Чараклийский попытался найти поддержку у солдат, но те уставились в пол и не шевельнулись. Может быть, они не все поняли из нашего разговора, но им стало яснее ясного, что в этот вечер им предстоит решить, с кем они: с Чараклийским или с подпоручиком Павлом Дамяновым.
В руке Чараклийского остались лишь осколки от стеклянной стопки. Он еще раз окинул беспомощным взглядом окружающих и, не сказав больше ни слова, покинул трактир.
Я снова наполнил стопки. Мы молча выпили.
— Товарищ подпоручик, — заговорил ефрейтор, но я не дал ему сказать больше ни слова.
— Грязью можно изуродовать даже хрусталь, — сказал я и посмотрел ему в глаза. Может, они хотели что-то сообщить мне, но я продолжал: — Мы с вами солдаты, рожденные нашей родиной.
— Мы это поняли, и потому...
— Ничего вы не поняли. А сегодня вечером у меня действительно есть повод пить. Мне радостно, оттого что я сижу за одним столом со своими солдатами.
И мы снова выпили.
— Вам пора! — взглянул я на свои часы. — Скоро трубач заиграет вечернюю поверку.
Они встали. Хотели заплатить по счету, но я не позволил им этого. Ефрейтор пошел первым, но остановился позади меня. Между столиками к нам пытался пробиться Марков. Он махал им рукой, но когда заметил, что я с ними, только и произнес:
— Товарищ подпоручик... Я не знал... За ними пришел. В подразделении... Перестрелка, диверсионная группа... Просто не знаю, что делать. Мы все должны быть там.
Я не стал дожидаться его объяснений. Бросил деньги на стол и заторопился к выходу. Солдаты следовали за мной, не отставая ни на шаг.
Венета. Одна нога у меня совсем
Рядом со мной сидела медсестра. Я болтала, а она смотрела на меня, не переставая удивляться.
— Сейчас вам значительно лучше, — вставила она.
— Ты хочешь сказать, что сейчас здоровье у меня отличное?
— Радуюсь вашему состоянию: два дня назад вы меня напугали.
— Два дня назад я и сама была напугана, но сейчас... — И вдруг я увидела в стекле открытого окна фигуру своего отца. Господи, неужели он опять все начнет сначала? Еще утром я почувствовала, что моя радость какая-то неестественная, что со мной должно произойти что-то скверное, раз мне так не в меру весело. И предчувствие меня не обмануло. А теперь Павла нет, он всего лишь как мираж, который возвращает меня к жизни и снова исчезает.
Мой отец остановился возле нас и пристально смотрел на меня.
— Добрый день! — сказала я.
Отец не сводил глаз с моих забинтованных ноги руки.
— Сильно обожжены? — спросил он и вытер пот с лица. На дворе холодно, а он весь был в поту.
— Нормально! — ответила я вместо сестры.
— Меня обвинили в том, что я бросил тебя на произвол судьбы. Поэтому-то я и пришел. — Голос его звучал как натянутая струна.
— Ты напрасно так переживаешь, папа. — Я особенно подчеркнула последнее слово.
— Вижу! Я еще найду время поблагодарить и врачей. А вот это здесь, — протянул он маленький пакет, — это от твоей матери. Ты не пожалела и ее, но об этом в другой раз. Сейчас я спешу.
Я не могла взять пакет, и он оставил его на стуле рядом с кроватью, а потом ушел.
Сестра не сразу пришла в себя.
— Это ваш родной отец? — после паузы спросила она.
— Да.
— Уж не знаю, что и подумать-то.
— А ты и не ломай голову. В последнее время многие люди чересчур усиленно размышляют, и в результате возникают различные осложнения.
Сестра взяла пакет со стула и посмотрела на меня.
— Забери его. Мне он не нужен, — сказала я.
— Я буду тут рядом. Если вам понадобится что-нибудь... — Она не договорила. Кто-то бежал по коридору, преследуемый криками дежурной санитарки.
— Пропади ты пропадом! Совсем взбесился, и нет для него ни бога, ни порядка! — причитала она. И в этот момент появился солдат.
— Я ищу товарища Венету Дамянову, палата четвертая! — быстро проговорил он.
Мы с сестрой переглянулись.