Граница у трапа
Шрифт:
— На свободно конвертируемую валюту, — раздельно произнес он. — Что за вопросы?
Охранник открыл нам ворота, и мы пошли по территории, граничащей с трансфлотовскими складами. Так было ближе.
— А наши? Наши за что покупают?
— Опять за свое? Еще одна версия? Можешь считать, что дело закрыто. И закрыли его мы. Ты в основном. Возят пассажиры! Понятно?
— Но и наши возят! Ведь возят официально?
— Ну, кто как... Кому удается достать валюту на черном рынке, тот на нее.
— Рубли не конвертируются.
— Есть узконаправленные специалисты по скупке наших банкнот.
— А что они потом с ними делают?
Никитин долгим взглядом посмотрел на меня, и я понял, что сморозил глупость.
— Странно, что на этот раз, — заметил я, — контрабандисты сами решили вынести. Помнишь монеты, которые нашел Кобец? По-моему, их должен был вынести кто-то из команды или из посетителей судна. Как ты думаешь?
— Наше дело четкое — нашли, сдали. Не морочь себе голову.
Шли по сумеречному переходу под зданием морвокзала. Я решил признаться.
— Не хотел раньше говорить... Мнительным становлюсь, что ли... Один тип с «Амура» предлагал свои услуги. Я отказался. Что-то он мне не понравился.
— Кто предлагал?
— Механик Кучерявый.
— Знаю такого, — кивнул Никитин. — Мозгов у него — только для наблюдения за мотористами. Вечно «под мухой». Это он тебе на проходной кровушку пил?
— Он.
— Вот видишь. Подлизывается... Я его хорошо знаю. Труслив, в пьяном виде — хам. Нет, Юрка, золото возили пассажиры. Ты сам это только что доказал. Может быть, есть еще... Не знаю.
Опять мы с Никитиным работали на проходной — досматривали последних моряков с «Амура». Проверяли ввиду чрезвычайного происшествия. Досмотр проходил гладко — никто поперек слова не сказал, не чертыхался. Моряки «Амура» были подавлены исчезновением Суханова, открывали чемоданы и сумки без лишних слов.
— Привет, Юрчик! — поздоровалась со мной Наташа, входя в комнатушку. — Опять двадцать пять?
— Опять. А где Морозов? Да выключи ты его!
— В туалете портовом застрял. Живот схватило.
Наташа выключила стереомагнитолу.
— Не любите нас, моряков, — улыбнулась она Никитину. — Или чересчур любите — каждый рейс дважды встречаете — на судне и на проходной.
— Сумочку и паспорт, пожалуйста, — попросил Никитин.
— Володя, — шепнул я ему на ухо. — Может?
Никитин недовольно дернул плечом, и Наташа, поняв, что является яблоком раздора, примирительно сказала:
— Не стесняйтесь, ребята. Пожалуйста, смотрите!
Она открыла сумочку.
Никитин заглянул внутрь, спросил:
— Что на дне?
— Сугубо женское, — смутилась Наташа. — Интересуетесь?
— Приемник ваш?
— Мой.
— Включите!
— Только что просили выключить.
Наташа нажала клавишу воспроизведения.
Никитин послушал, потом попросил:
— Разрешите?
Он переключил тумблер, поймал «Маяк», послушал. Осмотрел заднюю стенку.
— Новенький. Был в ремонте?
— Да вроде нет.
Никитин вынул планку, скрывавшую батареи, осмотрел их. Потом поставил все на место.
— Извините за проверку. Сами понимаете...
— Понимаем. Ты заходишь к своей подопечной? — спросила меня Наташа, — Как она там?
— Нет. Зайду как-нибудь. Когда она бывает дома?
— Ты меня спрашиваешь? Тебе лучше знать. Ты на берегу, а не я. По-моему, эту неделю она должна работать днем. Так что заходи вечерком. Ее не застанешь, со мной чайку попьешь.
Она ушла, а Никитин вытаращил глаза.
— Хорунжий! Да ты ловелас! Сразу за двумя ухаживаешь?
— Отстань! — промычал я. — Нужны они мне!
С чего это Наташка взъелась? Глупая выходка. Тут я увидел Морозова, ковылявшего к проходной.
— А ты почему не с Наташей? Поссорились? — спросил я, принимая от него паспорт.
— Да нет. Шли, шли, тут меня и прихватило...
Морозов вымученно улыбался.
— Пришлось забежать в гальюн. Слышал, какое «чп» у нас на судне?
— Да.
— Вот несчастье! Как это произошло, не слышал?
— Вещи какие у вас? — вмешался в наш полусветский разговор Никитин.
— В этом рейсе ничего не брал. В портфеле бельишко и жвачка.
— Что такой взъерошенный? — спросил я, приглядываясь к его напряженному лицу. — Болен, что ли?
— Да я ж объясняю... Из гальюна не вылажу. Юра, прошу тебя, побыстрее!
— Зачем вам столько жвачки? — спросил Никитин, осматривая пакет. — По-моему, в прошлый раз вы везли столько же.
— Не себе! — заметно раздражаясь, ответил Морозов. — Ребятишкам соседским. Они и жуют, и обертки коллекционируют. Ребята, у меня живот...
На Морозова было жалко смотреть. Я б отпустил его, но Никитин не торопился. Он расковырял пакет, наугад вскрыл несколько пластинок, дотошно осмотрел портфель.
— Все в порядке, — вернул он вещи. — Вот теперь все в порядке.
— Ты б, Юра, полечился, — посочувствовал я. — Видик у тебя — на море и обратно.
Морозов выскочил из комнатушки и почти побежал по площади.
— Что-то мне в твоих знакомых не нравится, — сказал Никитин. — Морозов глаза в карман прячет, будто совесть нечиста. Что он за человек?
Вопрос был обескураживающий. В самом деле, что за человек Морозов?
Он остановил такси на одном из перекрестков.