Граница у трапа
Шрифт:
Агент «Инфлота», стоя рядом со мной на корме, смотрел на удалявшееся судно, качал головой:
— Ну, порядочки! Как они дотопали к нам!
Что-то привлекло мое внимание. Было недостаточно светло, поэтому было невозможно различить людей у борта «Сансета».
Я быстро прошел в рубку капитана, взял бинокль, вернулся на корму, покрутил барабанчик настройки на резкость.
В окуляры были видны двое, стоявшие у трапа, который вел на грузовую палубу. Стюард и лысый весело переговаривались. Лысый подошел
— Запад! Одно слово — запад! — прошептал я, опуская бинокль. — Прямо из рубрики «Их нравы»!
Я вернулся в ходовую рубку, вложил бинокль в ящичек на переборке, пошел к Никитину.
Он сладко дремал, обнимая служебный портфель с документами.
Я сел рядом, негромко сказал:
— Не судно, а каторжная галера. Капитан — профессиональный алкаш. Второй нервничает, будто его везут на живодерню. Моряки в синяках. Дифферент на нос. Винегрет!
Меня охватило сомнение: Кобец опять начнет смеяться...
Никитин приоткрыл один глаз, посмотрел на меня.
— И что?
— Странно все это. Разное видел, но такое!..
— Еще увидишь, — пробормотал Никитин, закрывая глаз. — Молодой еще, необстрелянный.
— Что-то мне во всем этом не нравится... Надо будет навестить судно во время погрузки.
— Опять версия?
— Нет. Просто хочу посмотреть на трезвого капитана и на их порядки, когда они будут пришвартованы.
— Посмотри, посмотри, — умирающим голосом поддакнул Никитин. — Привет передай от меня.
Несмотря на скептицизм Никитина, что-то не давало мне покоя. Это было похоже на чувство, овладевавшее в досмотровом зале, когда я работал с пассажирами. Чувствовал, что где-то проходит контрабанда, а найти вот не мог.
Катер огибал маяк. В утренней прохладе носились чайки, кок стоял в дверях камбуза на замызганном бункеровщике, с волнореза дядька в сером пиджаке, надетом на голое тело, ловил бычков...
Я вспомнил, что договорился с Вовчиком встретиться у филателистического магазина.
Старшего лейтенанта Кондратюка вызвали в рубку по рации.
Вернувшись к нам, сообщил, что ему велено высадиться в грузовом порту на четырнадцатом причале, а комиссии идти в нефтегавань, оформлять очередной отход. Он прибудет позже, после проверки постов.
Едва нос «Озерейки» ткнулся в причальный брус, Кондратюк спрыгнул, придерживая фуражку, пошел к поджидавшему его пограннаряду.
Катер попятился и взял курс на нефтегавань.
Мы прошли судоремонтный завод, Хлебную гавань, вошли в нефтегавань и остановились посреди акватории.
— Куда высаживать? — спросил капитан.
Мы стояли на носу, осматривались. Действительно, высаживаться некуда. Все причалы заняты, суда стояли впритык. Швартовы и боны мешали катеру подойти в двух удобных местах. Не вплавь же добираться.
— «Ростов» до сих пор не ушел! — обрадовался карантининспектор. — А хотели еще ночью. Кок на нем вечно соли на колоду жалеет.
— Как я на «Ростов» заберусь? — забеспокоилась врач. — Я же не в брюках. Мне будет высоко.
— Не бойся, не оставим, — приобнял врача за талию Никитин. — Я помогу.
Второй помощник, стоявший за нашими спинами, ничего не понимал в происходящем.
Агент «Инфлота» подошел к нему, объяснил ситуацию, пообещал, что машина будет максимум через пятнадцать минут.
Второй согласно кивнул.
Катер на самом малом ходу подошел к низко сидящему борту «Ростова», ткнулся носом, защищенным кранцами, и мы с грехом пополам вскарабкались на безлюдную палубу. Она звонко отзывалась под нашими шагами. Мы прошли под переходным мостиком к трапу и стали спускаться. Снизу на нас удивленно и немного растерянно смотрел молоденький часовой.
— Стоишь, Сережа? — улыбнулась ему врач. — До сих пор цифры считают? Почему тебя не сменят?
— Лоцман на борту? — поинтересовался Никитин. — Команда завтракает?
— Стойте! — приказал Сережа. — Стойте!
Тут же он ступил на нижнюю площадку трапа, загородил проход.
Вдоль залитых начинавшим припекать солнцем причалов стояли суда. Одни грузились, другие выгружали горючее. Все живое пряталось от солнца, и лишь изредка появлялся рабочий или кто-то из команды. В иссушенной земле, полоской тянувшейся вдоль бетонного забора, на котором по-английски было написано «курить воспрещается», островками торчали желтые пятна травы. Деревья понуро клонили ветви с жухлыми листьями. Огромные резервуары, окрашенные в серебристый цвет, слепили глаза.
Часовой Сережа провел пальцами под воротничком, обручем сжимавшим распаренную шею.
— Нельзя сходить.
— Как нельзя? — изумилась врач. Она продолжала спускаться, и тогда Сережа поднялся еще на одну ступеньку, всем своим видом выказывая твердое намерение не пропустить нас.
— Нельзя! Вы нарушили границу.
— Какую границу? — делала вид, что не понимает, врач. — Ничего мы не нарушили. Мы просто высадились здесь, потому что везде занято...
Она остановилась — Сережа преградил путь.
— Эй, Серега! — нервно засмеялся агент «Инфлота». — Брось дурить. Мне клиента везти в госпиталь.
Я оглянулся. Второй помощник «Сансета» чуть ли не с открытым ртом слушал наши разговоры, ничего не понимал, но явно забавлялся происходящим.
Я сразу сообразил, в какой мы попали переплет по собственной глупости — высадились на судно с закрытой границей! Не иначе — после бессонной ночи затмение нашло.
— Нельзя! Вы нарушили границу, — твердил Сережа. — Не пущу. Поднимитесь и ждите!