Граница вечности
Шрифт:
— Коммунизм не может существовать вечно.
— Почему же? Он уже существует с 1917 года. А что, если у нас будут дети?
— Почему ты заговорил об этом? — резко спросила Каролин.
— Если мы останемся здесь, то не только обречем себя на жизнь в тюремных застенках. Будут страдать и наши дети.
— Ты хочешь иметь детей?
Валли не намеревался поднимать этот вопрос. Он не знал, хочет ли он детей. Прежде всего, ему нужно спасти свою жизнь
— Я не хочу иметь детей в Восточной Германии, — продолжал он. Раньше он не думал об этом, но сейчас заявил это с полной уверенностью.
Каролин со всей серьезностью отнеслась к его словам.
— Тогда нам, может быть, в самом деле перебраться туда, — сказала она. — Но как?
Валли проигрывал в голове много вариантов, но лучшим ему казался один.
— Ты видела контрольно-пропускной пункт у нашей школы?
— Никогда не обращала внимания.
— Через него в Западный Берлин проезжают грузовики с продовольствием: мясом, овощами, сыром и прочим.
Как объяснял отец Валли, правительство Восточной Германии не хотело кормить Западный Берлин, но ему нужны были деньги.
— И что?
Валли продумал план действий.
— На КПП установлены два шлагбаума: бревна толщиной примерно пятнадцать сантиметров. Перед первым — пограничник проверяет документы, потом поднимает его и пропускает грузовик вперед. Перед вторым шлагбаумом, что на выезде, на площадке досматривают груз в кузове.
— Да, я припоминаю.
Валли придал своему голосу больше уверенности:
— У меня такое впечатление, что водитель, у которого не все в порядке с документами или грузом, может с ходу проломить барьеры.
— Ой, Валли, это очень опасно.
— Чтобы вырваться отсюда, нет безопасного способа.
— У тебя нет грузовика.
— Мы украдем этот фургон.
После выступления Джо всегда сидел в баре, пока Валли чехлил инструменты и грузил их в фургон. К тому времени, когда Валли заканчивал, Джо уже более или менее напивался, и Валли отвозил его домой. У Валли не было водительских прав, но Джо не знал этого, и он никогда не был настолько трезв, чтобы обратить внимание на неумелое вождение своего подручного. Доставив Джо на его квартиру, Валли должен был перетащить инструменты в коридор и поставить фургон в гараж.
— Я мог бы взять его сегодня после выступления, — предложил он Каролин. — А завтра утром, как только КПП откроется, мы смоемся за кордон.
— Если я не приду домой, отец пойдет меня искать.
— Тогда возвращайся домой, ложись спать и встань рано. Я буду ждать тебя у школы. Джо до полудня не очухается. Когда он сообразит, что его фургона нет, мы будем гулять по Тиргартену.
Каролин поцеловала его.
— Мне страшно, но я люблю тебя, — прошептала она.
Валли услышал, что оркестр играет «Авалон», заключительный номер первого отделения, и понял, что они проговорили долго.
— Через пять минут наш выход, — сказал он. — Пойдем.
Оркестр ушел со сцены, и танцплощадка опустела. Меньше чем за минуту Валли установил микрофоны и небольшой усилитель для гитары. Посетители ресторана вернулись к своим напиткам и разговорам. На сцену вышли «Близнецы Бобси». Кто-то на них не обратил внимания, кто-то посмотрел с интересом: Валли и Каролин составляли привлекательную пару, и уже это всегда было хорошим началом.
Как обычно, они начали с песни «Еще один танец», которая сразу завладевала публикой, и она начинала смеяться. Потом они исполнили несколько народных песен, еще две — из репертуара «Братьев Эверли» и «Эй, Пола», хит американского дуэта вроде них под названием «Пол и Пола». У Валли был высокий голос, и он пел в лад с мотивом Каролин. Он освоил гитарный стиль, одновременно ритмичный и мелодичный.
Они закончили исполнением «Если бы я имел "хаммер"». Большинству посетителей этот шлягер понравился, и они хлопали в такт, но некоторые сидели с суровыми лицами, когда в припеве слышались слова «справедливость» и «свобода».
Они ушли со сцены под громкие аплодисменты. Голова Валли кружилась от осознания того, что он очаровал публику. Головокружение было сильнее, чем от выпивки. Он летал.
Проходя мимо них за кулисами, Джо пробурчал:
— Если ты еще хоть раз споешь эту песню, я тебя уволю.
Приподнятое настроение у Валли улетучилось. Он почувствовал себя так, словно ему дали пощечину. Взбешенный, он сказал Каролин:
— Все кончено. Я ухожу сегодня.
Они вернулись в фургон. Часто они занимались любовью второй раз, но сегодня они оба были в напряженном состоянии. Валли кипел от ярости.
— Когда ты сможешь встретиться со мной утром? — спросил он у Каролин.
Она немного подумала.
— Сейчас я пойду домой и скажу им, что мне нужно раньше лечь спать, потому что я должна встать рано утром, потому что у нас в колледже репетиция первомайского парада.
— Хорошо, — сказал он.
— Около семи я могла бы встретиться с тобой, не вызывая подозрения.
— Превосходно. В воскресенье утром в этот час на КПП не будет много машин.
— Тогда поцелуй меня еще.
Они целовались долго и крепко. Валли дотронулся до ее грудей, а потом отстранился от нее.
— В следующий раз, когда мы будем заниматься любовью, мы будем свободны, — произнес он.
Они выбрались из фургона.
— В семь часов, — повторил Валли.
Каролин помахала рукой и скрылась в ночи.
Остаток вечера Валли провел на волне надежды вперемежку с гневом. Его так и подмывало выказать презрение к Джо, в то же время он боялся, что по какой-то причине он не сможет угнать фургон. Если он и показал свои чувства, Джо не заметил этого, и к часу ночи Валли припарковался на улице рядом со своей школой. Он находился вне поля зрения с контрольно-пропускного пункта, скрытый за двумя углами, и это его устраивало: он не хотел, чтобы пограничники видели его и в чем-то заподозрили.
Он лежал с закрытыми глазами на подушках в задней части фургона, но заснуть не мог, из-за того что было холодно. Почти всю ночь он думал о своей семье. Его отец больше года раздражался на все и вся. Он уже не владел заводом по сборке телевизоров в Западном Берлине: он передал его Ребекке, чтобы восточногерманское правительство не могло отобрать предприятие у их семьи. Он все еще пытался руководить, хотя не мог бывать там. Он нанял для связи бухгалтера-датчанина. Как иностранец, Енох Андерсен мог пересекать границу между Западным и Восточным Берлином раз в неделю для встреч с отцом. Так бизнес не делается, и отец просто сходил с ума.