Граница вечности
Шрифт:
Уборщица кашлянула осуждающе. Разговоры разрешались, а телесный контакт нет.
— Ты ведь знаешь, я не могу остаться здесь, на Востоке, — напомнил Валли.
— Мог бы твой отец нанять адвоката? — спросила она. — Или оказать политическое давление? Правительство могло бы издать указ о помиловании, если объяснить все обстоятельства.
Семья Каролин не имела отношения к политике, а семья Валли имела, и он знал с полной уверенностью, что он никогда не будет помилован за убийство пограничника.
— Это невозможно, — сказал он. — Если я останусь здесь, меня казнят за убийство.
— Что же тебе делать?
— Я должен вернуться на Запад и жить там, пока коммунизм не рухнет, а я не предвижу такого на моем веку.
— Не рухнет.
— Ты должна идти со мной в Западный Берлин.
— Как?
— Тем же путем, каким я пришел. Кое-какие студенты прорыли тоннель под Бернауэр-штрассе. — Он посмотрел на часы. Время бежало. — Нам нужно быть там на закате.
Она ужаснулась.
— Сегодня?
— Да, сейчас.
— О боже!
— Ты хочешь, чтобы наш ребенок рос в свободной стране?
Борьба, происходившая внутри нее, отразилась на ее лице которое исказилось, как от боли.
— Я не хочу подвергаться ужасному риску.
— Я тоже. Но у нас нет выбора.
Она отвернулась и посмотрела на ряды скамей и усердную уборщицу, на табличку на стене, гласившую: «Я есть путь, истина и жизнь». Пользы от этого никакой, подумал Валли, но Каролин приняла решение.
— Тогда идем, — проговорила она и встала.
Они вышли из церкви. Валли взял направление на север. Каролин была подавлена, и он пытался развеселить ее.
— «Близнецы Бобси» ищут приключения, — сказал он. Она слегка улыбнулась.
Валли не покидала мысль, не следят ли за ними. Он был совершенно уверен, что никто не видел его, когда он утром выходил из дома родителей: он воспользовался черным ходом и на улице никто не увязался за ним. Но не привела ли Каролин за собой хвоста. Возможно, у колледжа ее дожидался другой человек, некий умелец быть незамеченным.
Валли оглядывался каждую минуту, чтобы убедиться, не попадется ли на глаза одна и та же личность. Никого подозрительного он не заметил, но умудрился перепугать Каролин.
— Что с тобой? — со страхом спросила она.
— Смотрю, нет ли хвоста?
— Ты имеешь в виду того человека в кепке?
— Может быть. Давай сядем в автобус.
Они проходили мимо остановки, и Валли потянул Каролин в конец очереди.
— Зачем это?
— Чтобы посмотреть, не сядет ли кто-нибудь, а потом не сойдет ли вместе с нами.
Уже начался час пик, и миллионы берлинцев, направляясь домой, набивались в автобусы и поезда. К тому времени, когда подошел автобус, несколько человек встали в очередь за Валли и Каролин. Сев в автобус, Валли стал внимательно присматриваться к ним. Это были женщина в плаще, миловидная девушка, мужчина в широких рабочих брюках, еще один мужчина в костюме и фетровой шляпе и два юноши.
Они проехали три остановки на восток и вышли. Женщина в плаще и мужчина в рабочих штанах сошли за ними. Валли взял направление на запад — назад, откуда они приехали, полагая, что тот, кто сделает этот нелогичный маневр, личность подозрительная.
Но никто за ними не последовал.
— За нами хвоста нет, — уверенно сказал он Каролин.
— Мне так страшно, — отозвалась она.
Солнце садилось. Им нужно было спешить. Они повернули на север, к району Веддинг. Валли снова оглянулся и заметил мужчину средних лет в коричневом холщовом пальто складского рабочего, но никого из тех, кого видел раньше.
— Все в порядке, — успокоил он Каролин.
— Увижу ли я свою семью? — спросила она.
— Пока нет, — ответил Валли. — Если они не переедут также.
— Отец никогда не уедет. Он любит свои автобусы.
— На Западе тоже есть автобусы.
— Ты не знаешь его.
Каролин была права, Валли не знал его. Он не имел ничего общего с умным, волевым Вернером. Отец Каролин не имел никаких политических или религиозных убеждений, и ему не было никакого дела до свободы слова. Если бы он жил в демократической стране, он, вероятно, никогда не ходил бы на выборы. Он любил свою работу, свою семью и свою пивную. Его любимая еда была хлеб. Коммунизм дал ему все, что ему требовалось. Он никогда не перебрался бы на Запад.
Наступили сумерки, когда Валли и Каролин добрались до Штрелицер-штрассе.
Каролин все больше нервничала, когда они шли по улице к тому месту, где она упиралась в стену.
Впереди Валли заметил молодую пару с ребенком. Он подумал, что они тоже хотят бежать. Да, так и есть: они открыли дверь во двор и скрылись.
Валли и Каролин подошли к тому же месту, и Валли сказал:
— Это здесь.
Каролин проговорила:
— Я хочу, чтобы мама была со мной, когда у меня будет ребенок.
— Мы почти у цели, — начал объяснять он. — За дверью двор с люком. Мы опустимся в колодец, а потом по тоннелю прямая дорога к свободе.
— Я не боюсь уходить, я боюсь рожать, — продолжала она о своем.
— Все будет отлично, — решил успокоить ее Валли. — Там у них большие больницы. Тебя будут окружать доктора и сестры.
— Я хочу к маме.
Через ее плечо Валли увидел, что на углу улицы, в нескольких сотнях метров, человек в коричневом холщовом пальто разговаривает с полицейским.