Граница вечности
Шрифт:
В этот вечер она села со стопкой ученических тетрадей и начала проверять их. Она дала задание ученикам написать воображаемую рекламу о достопримечательностях Москвы для туристов. Им нравились такая импровизация.
Через час Хайнц ушел, и Ребекка пошла в спальню.
Бернд лежал обнаженный на кровати. Его верхняя часть тела была сильно развита, потому что ему постоянно приходилось пользоваться руками, чтобы двигаться. Его ноги были похожи на ноги старика — тонкие и бледные.
Обычно после массажа он чувствовал себя хорошо физически и психически. Ребекка наклонилась над ним и поцеловала в губы долгим поцелуем.
— Я люблю тебя, — сказала она. — Я так счастлива с тобой.
Она часто говорила это, потому что это была правда. И он нуждался в подтверждении этого: она знала, что иногда он удивлялся, как она могла любить калеку.
Ребекка некоторое время стояла и смотрела на него, потом стала снимать одежду. Ему это нравилось, как говорил он, хотя никогда не вызывало эрекцию. Она узнала, что у парализованных мужчин редко бывает психогенная эрекция, та, что вызывается зрительными образами и мыслями. Тем не менее он следил глазами с явным наслаждением, как она расстегнула бюстгальтер, сняла чулки и перешагнула через трусики.
— Ты великолепно смотришься, — проговорил он.
— Я вся твоя.
— Как мне повезло.
Она легла рядом с ним, и они томно ласкали друг друга. Секс с Берндом до и после несчастного случая всегда был с ласковыми поцелуями и нашептыванием нежностей, а не просто соитием. В этом отношении Бернд отличался от ее первого мужа. Ганс следовал установке: поцелуй, раздевание, эрекция, оргазм. Согласно философии Бернда, позволялось все что угодно и в любом порядке.
Через некоторое время она села на него верхом и делала телом такие движения, что он мог целовать ее груди и посасывать соски. Он обожал ее груди с самого начала и сейчас наслаждался ими с такой же страстью, как до несчастного случая; и это возбуждало ее больше, чем что-нибудь еще.
Когда она была готова, она спросила:
— Ты хочешь попробовать?
— Конечно, — ответил он. — Мы должны всегда пробовать.
Она сдвинулась назад, так что оказалась сидящей на его иссохших ногах, и склонилась над его членом. Она принялась стимулировать его рукой, отчего он стал немного больше, и у Бернда появилось то, что называется рефлексной эрекцией. Несколько мгновений член был достаточно тверд, чтобы войти в нее, но затем быстро обмяк.
— Ничего, не обращай внимания, — сказала она.
— Я не обращаю, — отозвался он, но она знала, что это неправда. Ему хотелось, чтобы у него был оргазм. Он также хотел детей.
Она легла рядом с ним, взяла его руки и положила на свое лоно. Он расположил свои пальцы так, как она учила его. Потом она прижала его руку своей рукой и стала ритмично двигать ею. Это, как всегда, сработало, и она испытала восхитительный оргазм.
Потом, лежа рядом с ним, она сказала:
— Спасибо.
— К твоим услугам.
— Не за это.
— Тогда за что?
— За то, что ты пришел со мной. За побег. Я никогда не смогу передать тебе, как я благодарна.
— Хорошо.
В дверь позвонили. Они в недоумении посмотрели друг на друга — они никого не ждали. Бернд сказал:
— Может быть, Хайнц что-нибудь забыл.
Ребекка немного огорчилась. Ее наслаждение было прервано. Она надела халат и с недовольным видом пошла к двери.
На пороге стоял Валли. Он осунулся, и от него пахло пивом. На нем были джинсы, кроссовки и грязная рубашка. В руках он держал одну только гитару.
— Привет, Ребекка, — проговорил он.
От ее недовольства не осталось и следа. Она широко улыбнулась.
— Валли! — воскликнула она. — Вот так сюрприз! Я так рада тебя видеть!
Она отступила назад, и он вошел в прихожую.
— Что ты здесь делаешь? — спросила она.
— Я пришел к тебе жить, — ответил он.
Глава двадцать вторая
Самым расистским городом в Америке, вероятно, был Бирмингем в штате Алабама. Джордж Джейкс полетел туда в апреле 1963 года.
Он живо вспомнил, что последний раз, когда он приезжал в Алабаму, его пытались убить.
Бирмингем представлял собой грязный индустриальный город, и с самолета было видно, что он окутан розоватой дымкой загрязнений, похожих на шифоновый шарф на шее старой проститутки.
Джордж почувствовал враждебность, когда проходил через терминал. Он был единственным цветным в костюме. Он помнил, как подверглись нападению он, Мария и участники автобусного рейса свободы всего в ста километрах отсюда: бомбы, баскетбольные биты, железные цепи, а больше всего ему запомнились лица, перекошенные от ненависти и безумия.
Он вышел из аэропорта, нашел стоянку такси и сел в первую машину, стоящую в очереди.
— Вылезай из машины, — огрызнулся водитель.
— Простите, — не понял Джордж.
— Я не вожу проклятущих черномазых.
Джордж вздохнул. Ему не хотелось выходить в знак протеста. Нельзя же такое спускать расистам. Но он в Бирмингеме по делам и не может заниматься ими из тюрьмы. Поэтому он вышел.
Задержавшись у открытой двери, он посмотрел на очередь такси. В следующей машине сидел белый водитель. Джордж предположил, что и этот обойдется с ним так же. Из окна третей по очереди машины высунулась темно-коричневая рука и махнула ему
Он сделал шаг от первого такси.
— Закрой дверь! — крикнул водитель.
Джордж помедлил и сказал:
— Я не закрываю двери проклятущим расистам.
Он избрал не очень хорошую линию поведения, но она дала ему некоторое удовлетворение, и он отошел, оставив дверь открытой.
Он сел в такси с темнокожим водителем.
— Я знаю, куда вы едете, — сказал он. — В баптистскую церковь, что на 16-й улице.
Эта церковь была оплотом неистового проповедника Фреда Шаттлсуорта. Он основал Движение христиан Алабамы за права человека, после того как суд штата объявил вне закона умеренную Национальную ассоциацию содействия прогрессу цветного населения. Ясное дело, подумал Джордж, что любой негр, прибывающий в аэропорт, воспринимается как борец за гражданские права.