Граница вечности

Фоллетт Кен

Сейчас, когда она знала, что Василий жив, ей нужно было выяснить, почему он не вернулся в Москву. В рассказе содержался ключ к этому. Но Таня знала того, кто мог разузнать почти все: ее брат.

Она положила рукопись в ящик прикроватного столика, вышла из спальни и сказала матери:

— Мне нужно повидаться с Димкой. Я скоро вернусь.

На лифте она спустилась на этаж, на котором жил ее брат.

Дверь открыла его жена Нина, которая была на девятом месяце беременности.

— Ты хорошо выглядишь, — сказала Таня.

Она немного слукавила. Нина давно пересекла тот рубеж, когда о беременной женщине говорят, что она «расцвела». Она стала грузной, ее груди обвисли, вперед выдавался тугой живот. Ее бледная кожа казалась еще светлее под веснушками, а рыже-каштановые волосы лоснились. Она выглядела старше своих двадцати девяти лет.

— Входи, — сказала она усталым голосом.

Димка смотрел новости. Он выключил телевизор, поцеловал Таню и предложил ей пива.

В доме находилась мать Нины — Маша, которая приехала из Перми помогать дочери ухаживать за ребенком. Маша, невысокого роста, рано состарившаяся деревенская женщина, одетая в черное, явно гордилась своей дочерью, ставшей горожанкой и живущей в шикарной квартире. До встречи с Машей Таня полагала, что та работала школьной учительницей, но, к своему удивлению, узнала, что на самом деле она была всего лишь уборщицей в деревенской школе. Нина делала вид, что ее родители занимают более высокий статус, — так поступают почти все, подумала Таня.

Они говорили о беременности Нины. Таня выжидала момент, когда можно будет пообщаться с Димкой с глазу на глаз. Она вовсе не собиралась заводить разговор о Василии в присутствии Нины или ее матери. Бессознательно она не доверяла жене брата.

Таня не знала, почему у нее возникло такое сильное чувство. Наверное, из-за беременности невестки, подумала она. Нину интеллигенткой не назовешь, но и в уме ей не откажешь: она не из тех, кто будет переживать из-за случайной беременности. Таня подозревала, что Нина хитростью женила Димку на себе. Таня знала, что ее брат всегда поступал решительно и руководствуясь здравым смыслом, и только с женщинами он вел себя как наивный романтик. Почему Нина решила завлечь его? Не потому ли, что Дворкины принадлежали к элите, а Нина была честолюбива?

Не будь стервой, подумала Таня.

Полчаса она проболтала о всяких пустяках, а потом собралась уходить.

В отношениях между братом и сестрой не было ничего сверхъестественного, но они знали друг друга настолько хорошо, что каждый из них мог угадывать мысли другого. Димкина интуиция подсказала ему: Таня пришла не для того, чтобы говорить о беременности Нины.

— Мне нужно вынести мусор, — сказал он, вставая. — Ты не поможешь мне, Таня?

Они спустились на лифте с мусорными ведрами. Во дворе за домом им никто не попался на глаза, Димка спросил:

— Что случилось?

— Василий Енков отсидел свой срок, но в Москву не вернулся.

Димкино лицо посуровело. Он любил Таню, она знала это, но он расходился с ее политическими взглядами.

— Енков сделал все возможное, чтобы навредить правительству, на которое я работаю. Почему меня должно волновать, что с ним случилось?

— Он верит в свободу и справедливость, как и ты.

— Такого рода подрывная деятельность дает основание упертым консерваторам выступать против реформ.

Таня знала, что она защищает себя и Енкова.

— Если бы не такие люди, как Василий, мы бы только и слышали, что у нас все хорошо, и никто не настаивал бы на переменах. Кто бы знал, что они убили Устина Бодяна, например?

— Бодян умер от воспаления легких.

— Димка, это недостойно тебя. Он умер из-за невнимания, проявленного к нему, и ты это знаешь.

— Да, это так, — вынужденно признал Димка. — Ты любишь Василия Енкова? — спросил он мягким голосом.

— Нет, он мне нравится. Он забавный, умный и смелый. Но он по натуре такой мужчина, которому постоянно нужны новые молодые девушки.

— Или он был таким. В лагере нет нимфеток.

— Тем не менее он друг и отсидел свой срок.

— В мире много несправедливости.

— Я хочу знать, что с ним случилось, и ты можешь разузнать для меня. Если ты не сочтешь за труд.

Димка вздохнул.

— А как насчет моей карьеры? В Кремле не приветствуется сострадание к диссидентам, с которыми обращаются не по справедливости.

Он смягчился, и это обнадежило Таню.

— Пожалуйста. Для меня это много значит.

— Ничего не могу обещать.

— Постарайся.

— Хорошо.

В знак признательности она поцеловала его в щеку.

— Ты хороший брат, — сказала она. — Спасибо тебе.

* * *

Как у эскимосов существовало много разных слов для обозначения снега, так и у москвичей было много названий черного рынка. Все, кроме предметов первой необходимости, людям приходилось покупать «слева». Многие такие приобретения носили явно криминальный характер: вы находили человека, который контрабандой привозил синие джинсы с Запада, и платили ему по невероятной цене. Другие покупки были ни легальными, ни нелегальными. Чтобы купить радиоприемник или ковер, требовалось записаться в очередь, но вы могли перескочить в начало списка «по блату», то есть если вы человек влиятельный и имеете возможность как-то отблагодарить за одолжение, или «через друзей», родственников или знакомых, которые могли «подправить» списки. Эта практика применялась так широко, что большинству москвичей никогда не удавалось подняться до вершины списка просто в результате ожидания.

Один раз Наталья Смотрова попросила Димку пойти с ней за покупкой на черный рынок.

— Обычно я прошу Ника, — сказала она. Николай был ее муж. — Но мне нужно купить подарок ему на день рождения, и я хочу, чтобы это было для него сюрпризом.

Димка мало что знал о жизни Натальи вне Кремля. В браке она детей не имела, чем и ограничивалось его знание о ней. Кремлевские аппаратчики составляли часть советской элиты, но Натальин «мерседес» и ее импортные духи свидетельствовали о каком-то другом источнике привилегий и денег. Однако, если в высших эшелонах коммунистической иерархии существовал некий Николай Смотров, Димка никогда о нем не слышал.

— Что ты собираешься ему подарить? — спросил Димка.

— Магнитофон, Он хочет «Грюндиг» — это немецкая марка.

Немецкий магнитофон советский гражданин мог купить только на черном рынке. Димка удивился, как Наталья могла позволить себе купить такой дорогой подарок.

— Где ты собираешься его покупать? — поинтересовался он.

— На Центральном рынке есть парень по имени Макс.

Базар на Садово-Самотечной улице служил узаконенной альтернативой государственным магазинам. Продукция с частных участков продавалась здесь по более высоким ценам. Вместо длинных очередей и неприглядных витрин можно было видеть горы красочных фруктов — для тех, кто мог их себе позволить. И за продажей законной продукции во многих палатках скрывался гораздо более прибыльный незаконный бизнес.