Граница вечности
Шрифт:
— Последний раз, — продолжал Ллойд, — я видел Ребекку в 1948 году. Ей было около семнадцати лет. К тому времени ее уже удочерила моя родственница Карла Франк. Они жили в центре Берлина, так что сейчас их дом, должно быть, находится к востоку от стены. Что с ней стало?
— Она, очевидно, каким-то образом выбралась из Восточной Германии и переехала в Гамбург. А! Ее муж пострадал во время побега, и он не встает с инвалидного кресла.
— Что заставило ее написать нам?
— Она разыскивает Ханнелоре Ротман. — Дейзи взглянула на Джаспера. — Она была твоей бабушкой. Вероятно, она проявила доброту к Ребекке во время войны, как раз, когда погибли настоящие родители Ребекки.
Джаспер никогда не общался с семьей матери.
— Мы точно не знаем, что случилось с моим немецким дедом и бабушкой по материнской линии, но мама уверена, что их уже нет в живых.
— Я покажу это письмо твоей матери. Она должна написать Ребекке.
Ллойд раскрыл «Дейли экоу» и воскликнул:
— Какого черта! Что это?
Джаспер ждал этого момента. Он зажал руки между коленями, чтобы они не тряслись.
Ллойд разложил газету на столе. На третьей полосе была фотография Иви, выходившей из ночного клуба с Хэнком Ремингтоном, и заголовок: «Поп-король Хэнк и семнадцатилетняя дочь члена парламента, обнажившаяся на сцене».
— Под заголовком стояли имена авторов: Барри Паф и Джаспер Мюррей.
— Я этого не писал! — солгал Джаспер с наигранным возмущением в голосе. На самом деле он испытывал восторг, видя свое имя как автора статьи, опубликованной в национальной газете. Похоже, что никто другой не замечал его смешанные чувства.
Ллойд начал читать вслух:
— «Последней пассией поп-короля Хэнка Ремингтона стала семнадцатилетняя дочь Ллойда Уильямса, члена парламента от Хокстона. Восходящая кинозвезда Иви Уильямс прославилась тем, что обнажилась во время самодеятельного спектакля в Ламбетской средней школе, привилегированном учебном заведении для детей высокопоставленных родителей».
— Ах, дорогой, какой конфуз! — воскликнула Дейзи.
Ллойд продолжал читать:
— «Иви сказала: "Хэнк самый смелый и преданный человек из тех, кого я знаю". Иви и Хэнк поддерживают кампанию за ядерное разоружение, несмотря на неодобрение ее отца, представителя лейбористской партии по военным вопросам». — Ллойд строго посмотрел на Иви. — Ты знаешь многих смелых и преданных людей, включая твою мать, которая водила санитарную машину во время бомбежек, и твоего двоюродного деда, который сражался на Сомме. Хэнк настолько выдающийся, что затмил их?
— Это не имеет значения, — сказала Дейзи. — Я полагала, ты не можешь давать интервью без согласия студии, Иви.
— Господи, это моя вина, — вмешался Джаспер. Все посмотрели на него. Он предполагал, что будет такая сцена, и подготовился к ней. Ему не нужно было изображать огорчение: он и так чувствовал себя ужасно виноватым. — Я брал интервью у Иви для студенческой газеты. «Дейли экоу», должно быть, переписала его для сенсации. — Эту отговорку он придумал заранее.
— Первый урок общественной жизни, — заметил Ллойд. — Журналисты — народ ненадежный, предадут в любую минуту.
Это я предатель, подумал Джаспер. Но семья Уильямсов, казалось, согласилась с его заверениями, что он не имеет отношения к публикации в «Дейли экоу».
Иви была готова разрыдаться.
— Мне могут не дать эту роль.
— Не представляю, — сказала Дейзи, — что в таком случае фильму будет причинен какой-либо урон. Скорее наоборот.
— Надеюсь, ты права, — отозвалась Иви.
— Извини, Иви, — обратился к ней Джаспер со всей искренностью, на какую был способен. — Я понимаю, что подвел тебя.
— Ты сделал это не нарочно, — сказала Иви.
В итоге Джасперу все сошло с рук. Никто за столом не смотрел на него с осуждением. Они не находили ничьей вины в публикации в «Дейли экоу». Он был не уверен только в Дейзи, которая немного хмурилась и старалась не встречаться с ним взглядом. Но она любила Джаспера ради его матери и не стала бы обвинять его в двуличии. Джаспер встал.
— Я пойду в редакцию «Дейли экоу», — сообщил он. — Встречусь с этим негодяем Пафом. Посмотрим, что он скажет в свое оправдание.
Он был рад уйти из дома. Он ловко выкрутился из щекотливой ситуации и теперь мог с облегчением вздохнуть.
Часом позже Джаспер вошел в редакцию газеты, испытывая сильное волнение. Вот чего он хотел больше всего на свете: отдел новостей, стук пишущих машинок, телефонные звонки, пневматические трубы, по которым передавались бумаги по комнате, будоражащая атмосфера.
Барри Паф, мужчина невысокого роста с косоглазием, примерно двадцати пяти лет, был в помятом костюме и стоптанных замшевых ботинках.
— Неплохо получилось, — сказал он.
— Иви еще не знает, что я дал материал вам.
Паф не мог долго слушать словоизлияния Джаспера о его угрызениях совести.
— Если каждый раз спрашивать разрешение, то мало что удавалось бы напечатать.
— Она обязана отказываться от всех интервью, за исключением тех, что организует студийный агент по рекламе.
— Агенты по рекламе — твои враги. Гордись, что ты перехитрил одного из них.
— Я горжусь.
Паф вручил ему конверт. Джаспер раскрыл его. Там находился чек.
— Твой гонорар. За главный материал на третьей полосе, — пояснил Паф.
Джаспер взглянул на сумму. Она составляла девяносто фунтов.
Он вспомнил о походе на Вашингтон, Девяносто фунтов — это стоимость авиабилета в США. Теперь он может полететь в Америку.
Сердце у него подпрыгнуло.
Он положил чек в карман.
— Большое спасибо.
Барри кивнул.
— Дай знать, если у тебя будет еще что-нибудь в этом же роде.
* * *
Дейв Уильямс очень волновался перед выступлением в «Джамп-клубе». Это был модный клуб в центре Лондона, поблизости от Оксфорд-стрит. Он снискал себе репутацию тем, что в нем дебютировали будущие звезды и некоторые группы, ныне входящие в список самых популярных исполнителей. Известные музыканты приходили сюда послушать новые таланты.