Граница вечности
Шрифт:
Он посмотрел на часы.
— Я должен присутствовать на совещании у Джонсона.
— Расскажи ему о моем дедушке.
— Может быть, расскажу. — Казалось, что время бежит быстро, когда он разговаривает с Марией. — Извини, я должен спешить, но после работы ты не хотела бы встретиться? Мы могли бы пойти в ресторан.
Она улыбнулась.
— Спасибо, Джордж, но сегодня вечером у меня свидание.
— Вот как! — Джордж был поражен. Как-то ему не приходило в голову, что она может с кем-то встречаться. — Хм! Завтра я должен лететь в Атланту, вернусь дня через два-три. Может быть в начале следующей недели.
— Нет, спасибо.
Она задумалась и потом объяснила:
— Как будто у меня складываются серьезные отношения.
Джордж пришел в замешательство, и напрасно: почему такая привлекательная девушка, как Мария, не может иметь постоянного парня? Он остался с носом. Он был сбит с толку, потеря, почву под ногами. Он смог только проговорить:
— Повезло парню.
Она улыбнулась.
— Приятно слышать.
Джорджу захотелось знать, кто его соперник.
— Кто он?
— Ты не знаешь его.
Нет, он должен непременно знать, как зовут этого счастливчика.
— А вдруг знаю.
Она покачала головой:
— Я не хочу говорить.
Джордж был совершенно обескуражен. У него есть соперник, а он даже не знает его имени. Ему захотелось допытаться любой ценой, но он сдержал себя. Девушки этого не любят.
— Ну ладно, — неохотно сказал он, а потом без тени искренности добавил — Желаю отлично провести вечер.
— Уверена, так и будет.
Они разошлись в разные стороны, Мария пошла в пресс-службу, а Джордж — в комнату вице-президента.
Джордж пал духом. Мария нравилась ему больше, чем любая другая девушка, когда-либо встречавшаяся ему, и он потерял ее.
Кто же этот счастливчик, который увел ее, думал он.
* * *
Мария разделась и погрузилась в ванну с президентом Кеннеди.
Джон Кеннеди весь день принимал таблетки, но ничто так не ослабляло боль в спине, как пребывание в воде. По утрам он даже брился в ванне. Он спал бы в бассейне, если бы мог.
Это была его ванна, его ванная комната, где за умывальником на полке стоял бирюзово-золотистый флакон с его одеколоном. С того первого раза Мария больше не появлялась в покоях Джеки. Президент имел отдельную спальню и ванную, откуда на половину Джеки вел небольшой коридор, в котором по какой-то причине был установлен проигрыватель пластинок.
Джеки снова уехала из города. Мария научилась не мучить себя мыслями о жене ее любовника. Марию огорчало, что она жестоко обманывает порядочную женщину, и поэтому старалась не думать об этом.
Марии нравилась невероятно роскошная ванная с мягкими полотенцами, белыми халатами, дорогим мылом и семейством желтых резиновых уток.
Постепенно установился определенный распорядок. Когда Дейв Пауэре приглашал ее — что бывало примерно раз в неделю, — после работы она поднималась на лифте в жилую часть Белого дома. В западной гостиной на столе всегда стоял кувшин с дайкири и поднос с закусками. Иногда там находился Дейв, иногда — Дженни и Джерри, иногда не было никого. Мария наливала себе коктейль и ждала, полная страстного желания, но терпеливая, пока не появлялся президент.
Потом они проходили в спальню, ставшую любимым местом Марии. Там стояла кровать с синим пологом на четырех столбиках, два кресла перед настоящим огнем, стопки книг, журналов и газет повсюду. Ей казалось, что она могла бы радостно жить в этой комнате всю оставшуюся жизнь.
Он деликатно научил ее заниматься оральным сексом. И она проявила себя прилежной ученицей. Когда он приходил, он обычно хотел этого. Его нетерпение доходило до крайности и возбуждающе действовало на нее. Но он ей больше всего нравился потом, когда он расслаблялся и становился более чутким и нежным.
Иногда он включал проигрыватель. Ему нравились Синатра, Тони Беннетт и Перси Маркванд. Он никогда не слышал о «Мираклз» или «Ширелз».
На кухне всегда стоял холодный ужин: цыпленок, креветки, сэндвичи, салат. После еды они обычно раздевались и садились в ванну.
Сидя на противоположном конце, он пустил в воду две утки и сказал:
— Спорим на четверть доллара, что моя утка поплывет быстрее, чем твоя.
Она взяла утку. Вот таким она больше всего любила его — игривым, забавным, по-детски шаловливым.
Хорошо, мистер президент, — сказала она. — Только пусть ставка будет один доллар, если у вас хватает смелости.
Она чаще всего продолжала называть его мистер президент. Его жена называла его Джек, брат иногда обращался к нему Джонни. Мария называла его так в моменты страсти.
— Я не могу позволить себе проиграть доллар, — смеясь, проговорил он. Человек чувствительный, он не мог не заметить, что она была немного не в настроении. — Что случилось?
— Не знаю, — пожала она плечами. — Я обычно не говорю с вами о политике.
— Почему бы нет? Политика — это моя жизнь и твоя тоже.
— Вас весь день донимают делами, а мы расслабляемся и весело проводим время.
— Сделай исключение. — Он нащупал в воде ее ногу, вытянутую вдоль его бедра, и стал разминать пальцы. Она знала, что у нее красивые ноги, и всегда наносила лак на ногти. — Что-то огорчает тебя, — отметил он. — Скажи что.
Когда он так пристально смотрел на нее своими карими глазами с полуулыбкой на губах, она чувствовала себя бессильной.
Она сказала:
— Позавчера моего деда посадили в тюрьму за попытку зарегистрироваться избирателем.
— Не может быть. Какое обвинение ему было предъявлено?
— Праздношатание.
— А, должно быть, это произошло где-то на Юге.
— В Голгофе, штат Алабама; в его родном городе. — Она замолчала, но решила рассказать ему всю правду, хотя она ему будет неприятна. — Знаете, что он сказал, когда вышел из тюрьмы?
— Что?
— Он сказал: «Сейчас, когда в Белом доме президент Кеннеди, я думал, что смогу голосовать, но я ошибся». Вот что сказал мне мой дед.