Граница. Таежный роман. Карты
Шрифт:
Альбина встала, подошла к поверженному капитану и наклонилась над ним. Потом подтолкнула разбросанные ноги в кухню и осторожно прикрыла дверь.
Перестав рыдать, Галя с ужасом посмотрела на Марину.
Альбина села на краешек стула и с каким-то странным выражением произнесла:
— Он никогда никого теперь больше не изнасилует. — И, обращаясь к Марине, мечтательно добавила: — Марина, у меня есть красивая шляпка с черной вуалью.
— Какая шляпка? Зачем? — испуганно спросила Галя.
— Почему с черной вуалью? — насторожилась Марина.
— Вдовья шляпка, —
— Я его что?.. — ахнула Галина.
— Мы его убили? — жестко спросила Марина. Альбина сделала театральный жест, приглашая их пройти и убедиться.
Женщины вскочили и бросились к кухне. Марина толкнула дверь.
Капитан Голощекин, весь в грибах, но вовсе не убитый, а очень даже живой, сидел спиной к двери и уплетал со сковороды остатки грибов. Он обернулся на вошедших засвидетельствовать его кончину, улыбнулся и озорно подмигнул Галине.
— Дура ты, Галчонок, — сказал он с полным ртом, — зря ты мне не дала!
Марина закрыла дверь. Подруги переглянулись. Во взглядах их читалось множество разных чувств, но главным было облегчение.
— Хорошая у меня шляпка, — вздохнула Альбина, наклоняясь к Марининому уху. — Жаль. Она тебе очень бы подошла. Может, еще пригодится..
ГЛАВА 4
— Никита! — Алексей влетел в казарму и, на лету найдя взглядом капитана, бросился на него, выставив вперед руки.
— Какие люди! — Голощекин без труда увернулся от этого выпада, и Алексей, влетев в стену, растянулся на полу.
— Никита! — Вскочив на ноги, он вновь рванул к Голощекину. На сей раз расстояние было меньше, возможностей для маневра капитану почти не осталось, и кулак зацепил его скулу, прежде чем пойманный на прием Алексей полетел в дальний угол.
— Ты что? Ты что? — делая испуганное лицо, спросил Голощекин.
— Иди сюда! — Жгут вскочил, приняв боевую стойку. Он задыхался от бега, от борьбы, от ярости. — Иди сюда, Никита!
— Да подожди ты! — Голощекин выставил вперед руки, предупреждая новую атаку. — Что случилось? Что, выпить пришел? Налью! — Он сел за стол, опустив руку под кровать.
Алексей тоже машинально сел.
— Марина с Галей подруги, — выдохнул он, кривясь, как от боли. — Ты же… Ты… — Он попытался ударить капитана через стол, но тот поймал его руку, выкрутил кисть и заставил Алексея почти лечь на столешницу.
— Лех, как в индийском кине! За что?
Вместо ответа Жгут еще раз дернулся, пытаясь его ударить, но заскрипел зубами и снова упал, вытянувшись на столе. Голощекин держал его за кисть так, что малейшая попытка подняться причиняла боль. При этом левая рука капитана оставалась свободной. Он выставил на стол кружку, достал фляжку, большим и указательным пальцами свинтил крышку, плеснул.
— Я-то думал, ты повод нашел! — сказал он разочарованно. — На, пей!
— Не буду я! — рыкнул Жгут.
— Пей! — строго сказал Голощекин, ставя кружку на середину стола и отпуская руку Алексея. — Мелкими глотками.
Алексей
— Успокойся. Вот. Вот…
Голощекин обошел стол, рывком поднял обмякшего Жгута за погоны и развернул к двери.
— Все. Шагай. — Он подтолкнул его, не давая прийти в себя, и тотчас остановил, схватив за портупею. — И у меня просьба к тебе. Мне срочно нужны деньги. Двадцать тысяч. Отдашь через два дня.
Алексей побледнел. На негнущихся ногах он обернулся к капитану:
— Но у меня… нет времени, я не соберу!
— Тогда через три дня. — Улыбнувшись, Голощекин хлопнул его по плечу. — Договорились? Галчонку привет передавай!
Дверь открылась. На пороге появился дневальный, вытянулся в струнку, козырнул.
— Товарищ капитан, разрешите войти?
— Рядовой! — окликнул его Голощекин. — Доставьте старшего лейтенанта Жгута домой в целости и сохранности. — И подтолкнул Алексея в спину.
Дневальный посторонился, растерянно глядя то на капитана, то на старшего лейтенанта. Алексей прошел мимо солдата и двинулся в направлении городка. Не совсем понимая, что от него требуется, боец поплелся следом, на шаг позади.
Голощекин наблюдал за удаляющимся Алексеем, и на лице его играла довольная улыбка, как у кота, поймавшего мышь и теперь предвкушающего массу удовольствий: и от игры с беспомощным зверьком, и от предстоящего обеда.
— Где ж ты деньги возьмешь? — спросил он вслед ссутулившейся фигуре капитана и тихо засмеялся. Потом сразу сделался серьезен. — Хорошая будет пара, весь Союз окучим!
На станции происходило что-то странное. Стояло несколько машин, среди которых выделялись милицейский «газик» и зеленый фургон без окон, именовавшийся в народе «труповозкой». Толпился народ. Кто-то стоял, кто-то суетился. На некотором расстоянии клубились те, кто в происходящем непосредственно не участвовал, — зеваки.
Галина присоединилась к последним, встав поодаль. Ее не слишком интересовали события на маленькой станции, хватало своих бед, но так устроен человек: оборачивается на смех и плач, вытягивает шею, если где драка, навостряет уши, если кто-то рядом переходит на шепот. Сует человек свой нос куда ни попадя, вопреки здравому смыслу, будто нос у него не нос, а вроде как хвост у ящерицы: один оторвут на базаре, другой вскоре сам вырастет.
Со стоявшей у здания станции подводы сгрузили нечто, завернутое в брезент, и переложили в «труповозку». В тяжелом кульке явно угадывался силуэт человека. Тотчас засуетились милиционер в форме и еще двое в штатском. Они отогнули полог брезента, заглянули в куль, двое что-то записали в блокноты. По рядам зевак прошелестел шепоток, такой тихий, что Галина ни слова не разобрала.
Она боком приблизилась к стоявшим в стороне и остановилась рядом со служащим железной дороги.
— Умер кто-то? — спросила она тихо, наблюдая, как захлопывают двери машины, как разворачивает свою подводу хозяин, как строчит в блокноте милиционер, задавая вопросы одному из штатских.