Границы (не)приличия
Шрифт:
— Да… — короткий сбитый выдох, увы, намекает, что много с этого звонка я не заработаю.
— Я опускаюсь на колени и осторожно расстёгиваю твои штаны…
— Кончай тянуть, Сучка, — огрызается вдруг примерный семьянин. — Ложись давай и ноги пошире раздвинь.
Я б его уже послала, но Еве всё равно. Ева делает свою работу.
Давлю раздражение в коротком беззвучном вздохе и разгорячено дышу с ним в унисон:
— Твой член начинает медленно проскальзывать внутрь… — стараюсь абстрагироваться от ускоряющегося хлюпанья, потому
— Хочу чтобы ты плакала, — выдаёт он внезапно. — Давай лучше расскажи, как тебе больно.
Пф-ф… ещё один садист.
Наверное, всё же лучше так, чем его фантазии вырвутся на ночные улицы.
— Ох… Ты слишком огромный. Я этого не выдержу… Не надо. Пожалуйста… — перехожу на жалобный шёпот, щипнув себя за синяк на бедре для достоверности. Безотказный приём. — Меня сейчас разорвёт… Умоляю не надо… Всё, что хочешь сделаю…
Огласить весь список альтернативных пошлостей я не успеваю. Клиент, засопев, нажимает отбой.
— И тебе, козёл, доброй ночи.
Дико хочется закрыть глаза и прижать голову к подушке хоть на пару секунд. Но нельзя, могу вырубиться, а ночь только начинается. Телефон в карман. Стараясь не шуметь, иду на кухню, ставлю на огонь турку с водой, затем тянусь к верхнему шкафчику.
И вздрагиваю от протяжного скрипа двери за спиной.
Пальцы холодеют, сжимая чашку.
Ох, чёрт. Стас. Он…
Он что, услышал?
Глава 4
Стас
Проснулся я резко, с головной болью и часто грохочущим сердцем. Несколько секунд просто лежал с закрытыми глазами, пытаясь определить природу внезапного испуга. Прислушался к скрипу двери за стеной. На кухне чихнул кран, полилась вода, звякнула посуда.
Адреналина во мне до сих пор столько, что причина явно не в бытовых шорохах. Такое чувство зудящее, будто на помощь позвали, а я никак не разберу, куда сорваться.
Щурюсь от яркого света, стоя в дверях кухни. Затягиваю туже завязки на шортах. Я уже предвкушаю заспанное лицо и колючую ухмылку своей соседки, но когда зрение, наконец, фокусируется, понимаю, что что-то не так.
Ася нервно крутит чашку в руках, не знает, куда деть глаза. Тяжёлый халат волочится по полу, огромный, будто снят с чужого плеча. Худые кисти и пальцы теряются в чересчур длинных разношенных рукавах. Какая-то она вся… как воробей после ливня — сжавшаяся, взъерошенная и в то же время поразительно трогательная.
— Тоже не спится?
Ася заговаривает первой. Натянуто. Излишне настороженно.
— Разбудило
Взгляд в пол. Губы дёргаются в кривой усмешке, будто бы я своим ответом влепил ей пощёчину.
— Надо полагать, проблема во мне?
Вопросительные интонации только для проформы. Ася знает ответ, она пытается просчитать, что известно мне.
— Я слышал твой голос, — отзываюсь ровно.
Тонкие пальцы вздрагивают, едва не роняя чашку на стол, чем полностью подтверждают догадку.
Приехали, вашу мать. Застав меня в душе она так не робела.
А чего вдруг? Нечего смущаться, но есть что скрывать?
— Мне иногда снятся кошмары.
Ну да, ну да… Спала она, святая невинность. Влажные волосы расчёсаны прядка к прядке.
— Я так не думаю, — медленно делаю шаг вперёд, в упор глядя на помертвевшую девчонку.
Миловидная, но не красавица. Щуплая настолько, что на спине отчётливо проступают рёбра. Это я запомнил. Болезненно-бледная кожа и волосы, какого-то невыносимо рыжего оттенка, которые она по мере моего приближения нервно заправляет за ухо. Глаза… интересные. Обычно у рыжих зелёные, про них ещё говорят ведьмовские, а эти — наивные омуты, отдающие синевой летних сумерек. Вот только их выражение мне совсем не нравится. Злит.
— Я говорил, что мы нескучно проведём время. Беру свои слова назад, — Ася пытается проскользнуть к себе, но в последний момент я успеваю захлопнуть дверь. Сжимаю пальцы на тонкой шее, фиксируя её затылок у стены. — Мы ни черта не поладим, Солнце.
Она слишком мелкая добыча для меня. Рыжая. Странная. Себе на уме. Хорошенькая, но не так чтоб сверх. Не знаю, какая сила тянет из меня жилы, заставляя хотеть в неё до искр под веками, но отпираться глупо. Особенно когда халат сползает с острых плеч и мы оба вздрагиваем от прямого контакта кожа к коже.
Помимо испуга есть ещё кое-что — стыд, бегающий во взгляде. Ася хрипит, извивается, но смотрит глазами нашкодившей кошки. Такими виноватыми, что я неосознанно скалюсь, грубо впиваясь в раскрытые губы.
А вот не нужно было меня провоцировать. Я сейчас слишком голоден.
Слишком хочу узнать вкус её голоса.
Мгновение она даже не двигается. Вырываться начинает позже, со сходом первого шока. Сопротивление подхлёстывает. Лёгкое сжатие пальцев и Ася разжимает губы, чтобы вдохнуть. А заодно впустить меня в свой жаркий рот.
Так и знал.
Голос у рыжей пигалицы огненный. И это не метафора.
Тихий стон разбивается о мой язык, щекочет нёбо, разжигая кровь. Воздуха мало, а тот что есть, плавит горло как подожжённый. Чувствую, как шипят мысли и трещит самоконтроль. Как бьётся её сердце прямо в мою грудь, будто в гости ломится.
Отстраняюсь, пока вконец не сорвался, продолжая удерживать шею уже без нажима. Прохладная кожа под моими пальцами покрыта мурашками. Красиво смотрится, завораживающе — как живой ошейник.