Гравитация
Шрифт:
— Могу дать один совет, — я подхожу к нему ближе так, что могу вполне поднять голову и коснуться его губ, — в следующий раз, когда захочешь меня убить, сделай это сам. И не будь так уверен в том, что я не попытаюсь прикончить тебя.
Он наклоняет голову, и мой шепот почти касается линии его губ. Еще секунда, и мне кажется, что он ждет чего-то, подозрительно похожего на поцелуй, несмотря на то, что в его глазах пляшут бешеные огненные звезды.
— Ивана? — Я стряхиваю наваждение и оборачиваюсь. У обочины стоит машина, и с водительского места на меня смотрит тот самый коренастый, мощный полицейский, который был с Анной, — Вас подвезти?
Я круто разворачиваюсь и улыбаюсь мужчине в машине, —
Когда я оказываюсь в машине, ее водитель кажется таким же молчаливым и опасным, не внушающим доверия, как и сам Гаспар. Если минутой ранее я не сомневалась, садясь в его машину, то сейчас чувствую себя неловко и скованно. Он молчит уже достаточно долго, и я смотрю в окно, стараясь казаться незаметной и невидимой.
— Вы живете достаточно уединенно, — неожиданно заговаривает со мной полицейский.
— Мне так нравится, — наверно стоит быть немного полюбезнее, но проведенная в крошечном застенке ночь дает о себе знать.
— Анна просила передать, что мы позаботимся о Вашей безопасности. Я хмыкаю, открыто выражая свое мнение, и мужчина протягивает мне свободную руку, удерживая другой руль: — Бьёрн. Бьёрн Гис, я из отдела по особо тяжким преступлениям.
Я пожимаю крупную ладонь с огрубевшей кожей, и Бьёрн, глядя на моё, по-прежнему выражающее полное недоверие, лицо продолжает, — Несмотря на то, что официально мы не имеем никакой возможности, я лично буду присматривать за Вами, скажем так — негласно охранять.
Интересно, эта идея пришла Тагамуто до или после того, как я пробралась в квартиру Гаспара, и не является господин охранник по совместительству контролирующим меня лицом?
Он ведет машину, смотрю на дорогу так, словно и не разговаривал со мной. А затем снова вспоминает о моём присутствии.
— Вы не должны больше повторять того, что вчера сделали, — услышав это, я мысленно закатываю глаза. Похоже, что теперь каждый сочтет своим долгом напомнить мне об инциденте и велеть не выкидывать больше ничего подобного.
— Да, я знаю, это была ошибка — вот так напасть на беззащитного невинного гражданина, — довольно грубо отрезаю я, — конечно же, он не убийца.
Вероятно, последняя часть фразы звучит слишком уж неправдоподобно потому, что мужчина на мгновение остывает взгляд от дорожного полотна, чтобы посмотреть на меня. А затем, неопределенно хмыкнув, снова продолжает в тишине вести машину. Когда я уже привыкаю к молчанию, он неожиданно разрушает его, произнося одну-единственную фразу:
— Я верю Вашим подозрениям.
Гораздо позже, уже оказавшись дома, я лежу и смотрю в темный потолок. Несмотря на все попытки заснуть, сон не идет, и я продолжаю бессмысленно пялиться вверх, позволяя мыслям в своей голове бешено скакать. Я прокручиваю в голове слова агента Бьёрна и раздумываю — как теперь это может мне помочь. Затем, внезапно для самой себя начинаю думать — чем сейчас занят Гаспар. Что он делает в такой поздний час.
Наверно он сидит посреди своей тихой квартиры, одной из многих, которые он меняет, когда становится слишком опасно жить в старой. Квартиры, которые так же лишены жилого духа и могут исчезнуть в любой момент. Темно-синяя рубашка обтягивает сильную линию плеч, спины. Гаспар погружен в свои дела, мысли — я не знаю что именно, но уверена, что он не позволяет себе потратить зря время. Как он убивает людей? Будто это небольшая разминка в перерыве между работой? Он находит время на существование обычного человека, он встречается с рыжеволосой женщиной, и он выглядит тем, кем является — просто мужчиной, в чьих манерах не найти изъяна. А каким видят Гаспара его жертвы? Какой он настоящий?
Созданное мною отражение комнаты не меняется, и я делаю такой же ненастоящий, как и все вокруг, шаг к Гаспару. В моей руке вновь кусок стекла.
— Признайся, тебе нравится всё это, — произносит призрачный Гаспар, продолжая сидеть спиной ко мне, — ты ищешь ответов только потому, что тебя пугает правда. Правда не о том, сколько убийств за моей спиной, а о том, что ты могла закрыть глаза на всё лишь потому, что понимала, что можешь мне доверять.
В его голосе звучит такое же настоящее спокойствие, какое имеет Гаспар наяву. Но этот его образ говорит вещи, которые я не хотела бы признавать. У него нет права ковыряться в моих мыслях.
— Ты одинока, хоть и пытаешься это скрыть. Прячешь свое настоящее лицо за ложью, и чем ты лучше меня? Мы друзья, Ван, и я совсем не против твоей игры, наоборот. Я готов играть с тобой до конца.
То, что говорит созданный воображением человек, слишком правдиво, чтобы я могла это отрицать. Я стою рядом с ним, ощущаю запах свежести, травяного шампуня от еще влажных волос. Рука всё ещё прижимает к его шее осколок, и Гаспар медленно откидывает голову назад, встречаясь со мной взглядом.
Я смотрю в кажущиеся бездонными глаза, где-то на дне которых полыхает пламя. Ждущие глаза. Медленно провожу острым краем по прохладной светлой коже. Кровь сперва выступает как след кометы — небольшой полоской. Затем я размахиваюсь и вгоняю осколок так глубоко в плоть, что он почти наполовину исчезает в толще мышц.
Кровь вырывается наружу как вода из прорванной плотины, и этот толчок заставляет тело Гаспара содрогнуться, но в темных глазах нет ни страха, ни боли. Только удовлетворение. Кровь пульсирует, вытекая всё больше и сильнее, а я смотрю в лицо Гаспара, где никак не гаснут огоньки, заполняя собой черноту его глаз и подсвечивая их изнутри.
Глава 14
Чем сильнее становилась осень, тем больше казалось, что в воздухе сгущается невидимое напряжение. Холодный воздух проникал под одежду, солнце больше не согревало даже тогда, когда светило на высоком и по-зимнему голубом небе. Молчание и тишина вокруг не напоминали подготовку природы ко сну, казалось, что что-то ожидается, что-то произойдет. Не могла стереть этого ощущения даже работа над проектом, которая отнимала у меня достаточно времени, чтобы не отвлекаться на ненужные размышления. Я искала нужные решения, проводила подсчеты, а мой затылок сводило от неясного шепота предупреждений, который был слишком тихим, чтобы его понимать, и чересчур очевидным, чтобы не замечать.
Дом молчал, наблюдая за тем, как я хожу от работающего сутками ноутбука к столу, на котором лежала куча листов, исписанных вдоль и поперек. Работа в тишине позволяла мне держать себя в железных рамках, не давая отвлекаться или уходить в сторону. Но это не означало, что все осталось в прошлом и больше не вернется на первый план. Это был тайм-аут.
Ожидание не продлилось слишком долго. Все произошло в день, когда выпал первый снег. Земля выглядела невинной под легким покрывалом, и все вокруг замерло в удовлетворенном молчании. Даже птицы не щебетали громко, перекликаясь между собой почти шепотом. Снежную белизну не нарушало ничто. Под телом, подвешенным на толстых канатах на остове рекламного щита и раскинувшем руки в приветственном жесте, не было крови, несмотря на то, что убитый был превращен в хорошо выделанный экспонат для анатомической выставки, а его кожа лежала внизу, прямо под его ногами. Он улыбался, и эта улыбка была настолько естественной и радостной, словно человек не испытывал боли. Возможно, он умирал с этой улыбкой. Из всего, что было, убийца не забрал ничего, почти ничего, кроме указательного пальца.