Гравитация
Шрифт:
— Единственное, чего я не пойму, так это того, что мешало тебе сделать это всеми вечерами, которые ты проводил со мной, изображая доброго друга. И что помешало тебе там, в том чертовом сарае? Не хотел сам потрошить меня, как тех остальных? Или приберёг на потом, чтобы прикончить, когда надоест играть в доброту и участие?
Пульс учащается. Он бьется сильными толчками, артерия натягивается как крученый канат, выступая над мышцами.
— Ты говоришь какие-то ужасные вещи. Что с тобой? — В глубине души я даже восхищена тем, как продолжает уверенно держаться Гаспар. Голос ни на секунду не меняется, оставаясь таким же, как обычно.
— Ты убивал их всех, — а вот мне с трудом удается играть, — убивал, оставлял на всеобщем обозрении и продолжал дальше строить из себя невинную овечку.
Гаспар делает движение, словно хочет вскинуть руки в защитном жесте, но я еще сильнее надавливаю стеклом на его шею, и он замирает.
— Жалеешь, что не прикончил меня? Надо было не бросать эту идею Габриилу и Алану, а запачкать свои руки самостоятельно.
— Ты заблуждаешься, — возражает он, и я прижимаю острие так сильно, что оно царапает кожу. Маленькая капля крови, как крошечный рубин расцветает на светлой коже, которой почти не коснулся загар. Если я опущу осколок на несколько градусов, то легко перережу его сонную артерию. И он знает это, когда начинает говорить. — Если ты так убеждена в том, что говоришь, почему тогда не закончишь все сама? Тебе достаточно одного движения.
Я качаю головой, словно он может видеть меня.
— Я - не ты, если тебе это до сих пор не стало понятно. Это ты убийца, одержимый психопат, которому нравится убивать и натравливать одних людей на других, чтобы посмотреть — что из этого выйдет.
Он вздрагивает словно от отвращения к тому, что я произношу.
— Хорошо, можешь убить меня, если это даст тебе ощущение справедливости.
— Нет. Это не твои правила, а мои, — Я стараюсь не смотреть на то, как рубиновая капля медленно стекает вниз по шее, исчезая под ключицей. Гаспар качает головой, но затем вынужденно-устало отвечает:
— Если ты считаешь, что я убивал их всех, то наверно логично предположить, что для этого мне нужно слишком много времени. Которое уходило у меня на работу, на вечера в твоем доме. Подумай сама, когда мне их всех убивать?
— А это ты расскажешь сам, — я заставляю его отодвинуться вместе со стулом дальше, на середину комнаты. Если посмотреть со стороны — ситуация перевернута вверх ногами. Из нас двоих сейчас я близка к роли убийцы. А вот Гаспар напоминает несчастную жертву. Он сидит боком ко мне, и я могу рассмотреть его полностью. Темно-синяя рубашка, заправленная в черные брюки и расстегнутая до середины, скрывает тонкую дорожку капель крови, уходящую вниз от шеи на грудь. Гаспар сидит босой, и это делает его каким-то расслабленным. Сочетание подчеркнутой темным цветом одежды элегантности и расслабленности. В неярком свете его светлая кожа выглядит похожей на туман, туман, создающий формы сильного и тренированного тела, и хочется не думать о том, что как любой туман он может взять и исчезнуть.
Перед мной сидит очаровывающий взгляд мужчина, в голове которого водятся странные мысли. И забыть об этом нельзя ни на минуту.
— Если ты решила убить меня, то давай сделаем это быстро. Но ты хорошо подумала? Не окажется ли так, что приняв свои догадки за правду, ты совершишь ошибку? — Он смотрит на меня, неудобно повернув голову и не обращая внимания на то, что из-под осколка сбегают вниз новые капли крови.
— Заткнись, — я улыбаюсь Гаспару, — и не думай, что я куплюсь на твои слова.
На дне его глаз, наблюдающих за мной, плещется далеко не страх. Там поблескивает интерес, но так незаметно, что я могу только случайно выхватить его искру из теплого водоворота. И на секунду я задумываюсь — не окажется ли так, что то, что я считаю его поражением — на самом деле просто новый ход?
Но эта мысль исчезает в грохоте, взрыве пыли, каких-то обломков, кусков деревянной двери и громком голосе, который почти выкрикивает:
— Поднимите руки и не двигайтесь!
Эта мысль взметает на прощание радужную пыль света и осколков, когда на моих руках застегивают наручники, произнося: — Вы арестованы.
Я бросаю на Гаспара ненавидящий взгляд. Будь моя возможность, я бы подожгла его глазами, но меня грубо дергают, заставляя двигаться вперед. Кажется, теперь любая попытка нацепить мне на руки что-то будет приводить к панике, и я трясу головой, заставляя себя оставаться на плаву. В коридоре толпятся жильцы, благодаря которым меня и выводят из квартиры в наручниках. Очевидно, что соседская назойливость не поленилась полезть в щели и подглядеть всё, что творится в этом маленьком темном мирке этажа. А там уже бдительные жильцы забили тревогу и вызвали полицию, не желая себе проблем.
Меня выводят на улицу, где по-прежнему хлещет косой дождь, и не слишком любезно заталкивают в машину, не обращая внимания на то, что я шиплю от боли, когда ударяюсь коленом об открытую дверь.
Прежде, чем глаза успевают привыкнуть к темноте, я понимаю, что нахожусь в машине не одна. Достаточно того, что второй человек в машине первым нарушает молчание, обращаясь в темноту:
— Если бы у Вас хватило ума не бросаться бежать, Вы бы сейчас сидели дома в тишине и спокойствии.
Не знаю, рада ли я тому, что Анна Тагамуто выглядит такой невозмутимой, но сказанного ею достаточно, чтобы я ощутила всю бессмысленную глупость своего поведения.
— Конечно же, Вы пробрались в чужую собственность и пытались убить человека.
— Я не собиралась никого убивать, — возражаю я. Нет, на секунду я хотела увидеть, как большое тело содрогается в конвульсиях, выбрасывающих кровь из рассеченных сосудов. Но лишь на секунду.
— Вы дали ему понять, что знаете — кто он, — голос Анны звучит так же ровно, как если бы она обсуждала погоду за окном. — И Вас не интересует, почему я приехала к Вам домой.
— Интересует, — хотя мне уже и поздно протестовать, но я вяло возражаю ей. Анна молчит, мужчина, который арестовал меня, сидит так, будто его не существует. Темная, безмолвная тень. Наконец Тагамуто поворачивается ко мне, я вижу ее лицо, слабо бледнеющее в полумраке между передним сидениями:
— Вы сделали все так, как и планировалось. Теперь будем надеяться, что события примут новый поворот.
Я не знаю — смеяться мне или начать бессмысленную речь о том, что меня использовали как дергающегося на крючке червя, но прежде, чем я решаюсь открыть рот, Тагамуто отворачивается и поправляет ремень безопасности.
— Насколько я помню, Вы хотели во чтобы то ни стало помочь поймать его. Я едва заметно киваю, проглатывая все заготовленные слова.
— Значит, Вы с нами.
Патрульная машина, мигая фонарями, отъезжает в сторону, и я думаю — не получилось ли так, что я действительно делаю ошибки одну за другой?