«Граждане, воздушная тревога!»
Шрифт:
12. Как Сысоев стал Михельсом
Югов выслушал мой рассказ, по обыкновению, молча, не перебивая, позволяя мне делать любые отступления и гипотезы, и я чувствовал, что Длинная речь моя вызывает у него полное сочувствие и одобрение. То, что Сысоев стал Михельсом, его нисколько не удивило, он только удовлетворенно кивнул в ответ. Он, должно быть, так и думал, что это случится. Только дослушав рассказ, позвонил Стрельцову.
— Стрельцов? Югов говорит. Глотов мне все доложил об операции в Марьиной роще. Ты дело Смирного мне не передавай: он у тебя глубже завяз. А о связи с Михельсом я допрошу его у тебя. Остальных допросишь сам: делали они что-нибудь по заданию Михельса или нет. И новая рация опять в эфире появилась, значит, еще забросили кого-то, а может быть, ее в специальной посылке Михельсу передали. Нет, запеленговать не успели, слишком короткая передача была. И шифр новый, пока разбираем. А дело ты провел славно. Одним, как говорится, ударом всю банду ликвидировал… Значит, договорились? С Глотовым приеду. Как-никак Смирный его первый знакомец и ниточка к Михельсу.
— Спасибо, Иван Сергеевич, — сказал я. — Сам хотел вас просить об этом.
— Только без фокусов. Никакого отмщения. Ну, ударил он тебя по шее. Прошло? Прошло. Главное — связь с Михельсом Жалеть он его не будет. Наверняка продаст. Самое важное он сам тебе сказал, что не возьмем мы Михельса. Значит, тот, гад, опять крышу переменил. Может быть, Паша Безруков что-то узнает. В своей шайке он прижился. Теперь он — Дементьев Пал Фомич. Пока ни одной ниточки к Михельсу…
На другой день утром мы с Юговым поехали в уголовный розыск к Стрельцову. В его кабинет доставили Смирного из КПЗ.
— Вопросы вам будут задавать представители органов безопасности. Отвечайте, Смирный. Это допрос.
Смирный усмехнулся не без злорадства:
— Я не антисоветчик, а сын трудового народа.
— Ваши имя и фамилия? — сухо спросил Югов.
— К чему лишний раз языком молоть. В деле они есть.
— Профессия? — спросил Югов.
Смирный охотно ответил.
— Образование почти высшее, учился в юридическом, а профессия — вор в законе.
— Почему же так изменился ваш жизненный путь?
— Потому что профессия юриста скучна и пахнет канцелярщиной, а вор в законе — романтично и выгодно.
— Где и когда познакомились с Михельсом?
— В кабаке, за одним столиком.
— Давно закрыты все кабаки, а то, что по блату и не по карточкам живете, вполне понятно… С Михельсом познакомились еще до войны?
— Допустим. Летом познакомились, а осенью снова встретились. Я ему с крышей помог.
— Вы знали, что он фашистский агент?
— В октябре и узнал, когда ему опять крыша понадобилась: ну, я и опять помог за две сотенных.
— Значит, тут вы и были завербованы?
— Никаких бумажек я ему не подписывал. Просто знал, что он немцев ждет. Тут я уже три сотенных взял, когда чекисты на его бабу вышли. Ему и паспорт новый понадобился, и я еще за две сотенных ему новый провернул. Денег у него тьма-тьмущая. По-барски рассчитывался.
— По его заданиям работали? — спросил я.
— Какие ж это задания. Пустую квартиру найти сейчас дело нетрудное. Да и с паспортом тоже: есть у нас такие умельцы, что и паспорт, и военный билет на любую фамилию аккуратненько сработают. Никто не подкопается. Ну, конечно, все через меня. Тебе нужно — плати.
— А людей по его заданию не убивали?
— Чего нет — того нет. К политике он меня не принуждал. Я вор, конечно, с нужными связями вор. Могу и зашибить, если хлюпик какой попадется, вроде тебя, например. Сказал он мне «уйми этого», я по шее тебя и стукнул. Легонько так, ты и ожил вскорости.
— А почему вы так уверены, что Михельса нам не взять? — вмешался Югов. — Он же не ваш брат уголовник, а, попросту говоря, шпион.
— Так он опять крышу сменит. И людишки у него есть, чтобы в этом помочь, — Смирный говорил охотно и без жалости к Михельсу. — Вот мы и договорились с ним, что, если нашу банду возьмут и он об этом узнает, он тотчас же найдет другую крышу. Ему не впервой квартиру менять…
Значит, опять искать, думал я, а незапеленгованная рация будет работать. Вероятно, она новехонькая, портативная, и с ней легко перебегать со двора во двор, причем в разных районах, и запеленговать ее трудно, потому что передачи короткие, а передавать неуловимому радисту, видимо, есть что, течет к нему откуда-то информация…
После Смирного мы допросили еще двух участников шайки, Погорелого и Хлумова. Погорелов сказал, что никого не убивал ни во время ограбления машины, ни по заданию Михельса. Хлумов мрачно молчал, потом сказал, что Смирный соврал, шофера и кассира убили по его приказанию, кто — не помнит: большой шухер был. Ну а мне, говорит, скрывать нечего: про украденные деньги Смирный опять врет, сам же эти деньги в Женькино одеяло заштопал. Вот вам и правда. Все мы у Михельса работали и немало сотенных от него заимели. Жил он на Арбате в угловом доме, где гастроном…
Протокол он подписал, не читая.
Чуть позже я поехал к арбатскому гастроному. Ведь здесь именно жил Михельс. Только «жил» — в прошедшем времени, а не в настоящем. И что там у него осталось, не знаю. Вряд ли что важное.
Так и оказалось. Ничего наводящего на след я у него в комнате не нашел. Никаких бумаг, ни оружия, ни рации, ни записной книжки с номерами телефонов, которые могли бы облегчить нашу работу. И вот я снова в кабинете Югова, куда явился, перевернув вверх дном очередной приют Михельса. И снова тревожный знак вопроса.
— А что ты ожидал? — спрашивает Югов. — Записки с адресом?
— Искал как положено.
— Кем положено? Михельс опытный и умный разведчик. Следов не оставляет. Я так и думал. А разыскать надо. Хоть все пустые квартиры обыскивай, а найти придется. Подождем Пашу Безрукова. Может, ему повезет. Где-нибудь, да осел. А мы пока время теряем…
— Это меня и мучает.
— Здесь эмоции не помогут… И еще: не можем никак запеленговать его рацию, работает она у него слишком коротко. Шифр мы уже распознали. Преимущественно сообщает о числе вышедших из ремонта танков… Придется тебе по ремонтным заводам походить. Может быть, там и найдем конец ниточки.
— Предлагаю дополнение, — сказал я.
— Какое?
— Михельс не колдун и не телепат. Он просто использует полученную им информацию. Надо бы все госпитали обойти и с главврачами поговорить.
Но мы с Юговым и не представляли, как все это трудно. В середине ноября немцы начали новое наступление на Москву. На Киевском направлении им удалось прорваться за Нару, на Можайском уже шли бои у Кубинки, на Волоколамском они были остановлены у Крюкова, за немногие десятки километров от Москвы. Гитлер уже видел в мечтах свои бронетанковые части, громыхающие по Красной площади, но свежие части, вступившие в бой у подмосковных железнодорожных станций, остановили новое наступление. Прибывшие из сибирских резервов советские войска не только отбросили врага, но и сами перешли в наступление. После этих ожесточенных боев переполнялись московские госпитали, а выздоравливающие рвались вернуться в свои части, гнать врага подалее от любимой столицы.