Граждане
Шрифт:
Кузьнар неприветливо кивнул головой и достал из пачки папиросу. Некоторое время он вслушивался в едва уловимые отголоски, свидетельствовавшие о том, что, несмотря на поздний час, во всем учреждении еще идет работа. Потом встал и заходил взад и вперед по комнате мимо секретарши.
С того дня как Кузьнар, еще больной, вскочил с постели и велел Курнатко везти его на стройку, положение там не изменилось и окончательное решение все еще не было принято. Работу прекратили, вся территория, где почва оказалась сырой, лежала заброшенная. Когда Кузьнар приехал и вылез из «победы» перед бараком дирекции, его встретили молчанием.
— Да, трудно было это предвидеть, товарищ, — добавил он шопотом.
Кузьнар глянул на него исподлобья и ничего не ответил. Они вернулись к бараку. Сидевшие на ступеньках каменщики поднялись, отряхивая пыль со штанов. Когда рабочие увидели Кузьнара, несколько человек приподняли шапки, а те, кто сидел на солнце под забором, встали и медленно подошли поближе. Слышен был скрип каждого комка земли под башмаками. Даже глухой и слепой не мог не почувствовать, что ритм строительства грубо нарушен. Со всех сторон взывала могильная тишина долгого бездействия.
В конторе Кузьнар застал Шелинга и Боярского. Маленький инженер ходил из угла в угол и встретил Кузьнара неопределенным жестом, который как бы говорил: «Только тебя тут не хватало!»
— Вам в постели надо лежать, — проворчал он. — У вас вид, как у выходца с того света.
— Да ты сядь, — сказал Тобиш от окна. — Устал, наверное.
— В-вот, теперь вы с-сами видели, — опять протянул Гнацкий. — Пока все у нас приостановлено.
Кузьнар сидел бледный, весь в поту. Смотрел в окно через плечо Тобиша. Черные точки мелькали в воздухе над пустынной территорией стройки. «Вороны», — подумал он рассеянно. Потом обвел глазами всех четырех мужчин, находившихся в комнате, хотел спросить: «Что же, значит — конец?», но не в силах был разжать крепко стиснутые губы. Он поискал глазами графин с водой. Шелинг, внимательно всматриваясь в его лицо, налил стакан и подал.
— Еще? — спросил он, когда Кузьнар залпом выпил воду.
Тот молча кивнул головой. За окном слышался певучий голос Курнатко, разговаривавшего с рабочими.
— Мы не хотели тебя тревожить, — начал Тобиш, уставившись в какую-то точку на полу. — Все равно ты ничем помочь не можешь. А этот твой шофер — баба, разболтал все. Не следовало тебе вставать с постели!
— А как люди? — глухо спросил Кузьнар, махнув рукой в сторону окна.
Тобиш ответил не сразу. Его худое лицо потемнело, словно на него набежала тень.
— Завтра будет общее собрание, — промолвил он тихо. — Всех созовем, и надо будет сказать им прямо… — Он умолк, не докончив фразы.
— Ага,
— Чья это там собака? — крикнул вдруг Шелинг, останавливаясь посреди комнаты. — С ума можно сойти!
За окном слышен был визг и тявканье. Кто-то звал: — Нора! Норка!
— Они ведут себя так, как будто им все безразлично, — сказал через минуту Гнацкий. — Во всяком случае, большинство.
— Это собака Пабианского, — пояснил Шелингу инженер Боярский, выглянув в окно. — Прибежала за ним из Зеленки. Она всегда бежит за велосипедом.
Шелинг присел на край стола и о чем-то размышлял, уставив свои очки на Кузьнара и выпятив нижнюю губу.
— Сейчас опять заведет свою песню насчет болот, — шепнул Боярский Гнацкому. — Я ухожу.
— Кузьнар, — медленно начал Шелинг. — Я знаю, что вы сильный человек, и не собираюсь золотить пилюлю. Должен вам сказать — это для каждого из нас было, как удар по голове. Да, вы слышите, что вам говорят? Удар по голове. Конечно, что касается меня…
— Ну, теперь пойдет про болота! — пробормотал себе под нос Боярский.
Шелинг посмотрел на него, как разъяренный тигр.
— Какие болота? — прошипел он. — Что вы сочиняете, Боярский? Никогда я не говорил ни о каких болотах, это у вас галлюцинации слуха. Так вот, коллеги, я хотел сказать, — продолжал он через минуту, — что лично я к иллюзиям не склонен. Я потомок людей, закаленных Сибирью, и заявляю прямо: у нас один шанс из ста. Весь вопрос в том, стоит ли хвататься за этот единственный шанс. Не знаю, как вы, а я люблю риск. Мой дед сорвал даже однажды банк в Монте-Карло. Но легче сорвать банк, чем вдолбить что-нибудь в тупые башки наших бюрократов. Кузьнар, чувствуете вы себя в силах за это взяться? Никаких иллюзий, point de reveries! Это будет такая борьба, какая вам и не снилась. Увы, Маркс не предвидел, кт может засесть в кабинетах в период построения социализма. Говорить дальше или не стоит?
— Ну-ну! — Кузьнар поощрил его усталым жестом.
Шелинг посмотрел на него одобрительно, но не без иронии, и поболтал короткой ножкой в воздухе.
— Я уже толковал об этом с Гнацким, но он — человек слабодушный… Не перебивайте меня, Гнацкий. В его жилах вместо крови течет жижа сомнений. Смотрите, смотрите, как покраснел! Да, да, я понимаю, что можно заикаться, но ведь вы и на решения так же скоры, как на слова!
— П-позвольте! — запротестовал Гнацкий, багровея до корней волос. — Эт-то уже п-переходит всякие…
— Ближе к делу, Шелинг! — резко бросил Тобиш.
Шелинг снял очки и шагнул на середину комнаты. Глядя прищуренными глазами в окно, он сказал, словно отвечая самому себе на заданный вопрос:
— Конечно, тут возможны различные комбинации. Вот хотя бы горизонтальные стеллажи… или набивка щебня. Ну, еще к этому нужны будут колодцы… скажем, из дерева и бетона. Та-ак. Понимаете, начальник: небольшие колодцы под углами здания и в местах, где сходятся стены. А сверху мы соединили бы их перемычками или железобетонными балками. Красота!
Он прошелся несколько раз от стола к окну и обратно. Затем, остановившись, сказал отрывисто:
— Но я лично за сваи! — И, словно задетый чем-то, повернулся спиной к присутствующим.
Кузьнар пошевелился на стуле, но не встал, только уперся глазами в спину Шелингу. Подождал с минуту, терпеливо и сосредоточенно.
— Человече, — сказал он, наконец, шопотом. — Говори, что знаешь. Не шути с этим! Ты же видишь, что вышло… Сам видишь, Шелинг… — Он вдруг охрип и поднял с колен крепко сжатые кулаки.