Гражданин мира, или письма китайского философа, проживающего в Лондоне, своим друзьям на востоке
Шрифт:
Я не успел еще посетить место, которое называется Вестминстерским аббатством {1}, но собираюсь это сделать в ближайшее время. Там, говорят, посмертные почести возданы всем по достоинству. Там дозволяется хоронить только тех, кто был украшением рода человеческого или способствовал его совершенствованию. А самозванцев, которые с помощью влиятельных покровителей или денег дерзнули бы смешать свой нечестивый прах с останками философов, героев и поэтов, нет в помине.
Лишь ревнители добродетели покоятся в этой усыпальнице. Забота о гробницах вверена нескольким почтенным священникам. Они неподкупны, и никогда
Я всегда считал, что воздаяние подобных посмертных почестей должно брать на себя государство, не препоручая их священникам, будь они даже самые уважаемые люди. Но достойные дела этих духовных лиц, их бескорыстное служение отечеству, в чем я вскоре сам сумею удостовериться, рассеивают мои предубеждения. Известно, что у спартанцев и персов погребальные почести связывались с политическими целями: они воздавались только тем, кто пал на поле брани, защищая родину. Так надгробие стало знаком истинного отличия: оно удесятеряло ратную доблесть героя - ведь тот сражается бесстрашно, кто сражается лишь затем, чтобы обрести могилу.
Прощай.
Письмо XIII
[Описание Вестминстерского аббатства.]
Лянь Чи Альтанчжи - Фум Хоуму,
первому президенту китайской Академии церемоний в Пекине.
Я только что вернулся из Вестминстерского аббатства, где покоятся философы, герои и короли Англии. Как грустно читать надписи на плитах и сознавать, что под ними лежат благородные останки великих людей! Представь себе храм, отмеченный печатью древности, торжественный, как священный обряд, разубранный с варварской расточительностью, тусклые окна, темные своды, длинные ряды колонн, украшенных резьбой, и ты поймешь, какой трепет я испытал там в первую минуту. Я стоял посреди храма и обводил взглядом испещренные надписями стены, подле которых возвышались статуи и памятники умершим.
– Увы, - сказал я себе, - ничтожные дети праха уносят гордыню и в могилу! При всей моей незначительности сегодня я выше любого погребенного героя. Они трудились свой недолгий век ради преходящего бессмертия и в конце концов сокрылись в могиле, где нет у них иной свиты, кроме червей, и иных льстецов, кроме эпитафии.
Пока я предавался этим размышлениям, ко мне подошел господин в черном платье и, угадав, что я чужестранец, учтиво вызвался быть моим проводником в храме.
– Если какой-нибудь памятник, - сказал он, - в особенности заинтересует вас, я постараюсь удовлетворить ваше любопытство.
Я поблагодарил его за любезность и прибавил, что пришел сюда затем, чтобы посмотреть сколь проницательно, мудро и справедливо англичане воздают почести усопшим соотечественникам.
– Такие свидетельства признания, если пользоваться ими должным образом, - продолжал я, - а хвала покойникам никак повредить не может, - без сомнения, будут вдохновлять тех, кто созерцает их ныне. Долг каждого разумного правительства обратить эти гордые памятники себе на пользу и черпать силу в человеческой слабости. Если лишь воистину великие люди покоятся в сей несравненной усыпальнице, такой храм может преподать живым превосходный нравственный урок и пробудить в них благороднейшее честолюбие. Я слыхал, что здесь погребают только тех, кто был отмечен самыми высокими достоинствами.
Заметив, однако, что господин в черном слушает меня с явным нетерпением, я прервал свою речь, и мы принялись осматривать храм, переходя от памятника к памятнику.
Поскольку наш взор, как правило, привлекают наиболее прекрасные предметы, меня особенно заинтересовало надгробие красоты поистине удивительной.
– Очевидно, перед нами гробница человека знаменитого?
– спросил я своего провожатого.
– Судя по тому, как мастерски выполнено это величественное надгробие, под ним, наверное, покоится король, спасший страну от гибели, или законодатель, который положил конец междоусобице и утвердил справедливый порядок?
– Совсем не нужно иметь столько достоинств, - с усмешкой возразил мой спутник, - чтобы получить здесь прекрасный памятник. Вполне достаточно заслуг и поскромнее.
– Неужели? Тогда, вероятно, надо выиграть два-три сражения или взять десяток городов?
– Выигранные сражения или взятые города, - заметил господин в черном, вещь недурная, но и тот, кто за всю свою жизнь не бывал ни в одном сражении и не участвовал ни в одной осаде, тоже может получить прекрасный памятник.
– Тогда, очевидно, это памятник поэту, одному из тех, кто блеском ума снискал себе бессмертие?
– Нет, сударь, - ответствовал мой провожатый, - тот, кто покоится здесь, стихов никогда не писал и презирал ум в других, поскольку сам был его лишен.
– Помилуйте, - вскричал я с сердцем, - чем же тогда знаменит погребенный здесь великий человек?
– Знаменит?
– переспросил мой собеседник.
– Если вам, сударь, не терпится узнать, то сей усопший джентльмен очень знаменит: он знаменит тем, что похоронен в Вестминстерском аббатстве.
– Но, во имя всего святого, как он сюда попал? Не подкупом же добился он места у тех, кто блюдет этот храм, и не стыдно ли ему пребывать в обществе, в котором даже незаурядные заслуги кажутся ничтожными?
– Полагают, - ответил господин в черном, - что этот джентльмен был богат, а друзья, как водится в подобных случаях, убедили его, что он великий человек. Он охотно им поверил, а те, чьим заботам вверен этот храм, охотно поверили ему, благо такой самообман был им полезен, и вот покойный заплатил за отличный памятник, а ваятель превосходно его выполнил. Впрочем, не думайте, что этот джентльмен здесь одинок, в соборе найдется немало господ, которых великие люди при жизни ненавидели и сторонились, но которые, тем не менее, пробрались сюда с твердым намерением попасть в их общество хотя бы после смерти.
Тем временем мы приблизились к особой части храма.
– Здесь, - сказал мой новый знакомый, показав пальцем, - уголок поэтов {1}. Тут вы видите памятник Шекспиру, Мильтону {2}, Прайору {3} и Драйтону {4}.
– О Драйтоне я впервые слышу, - признался я, - но мне рассказывали о некоем Попе {5}. Его могила тоже здесь?
– Нет, еще не приспело время, - ответил мой вожатый.
– Надо подождать: он ведь не так давно умер, и ненависть к нему еще не остыла.
– Как странно!
– воскликнул я.
– Ненавидеть человека, посвятившего всю жизнь тому, чтобы развлекать и наставлять своих соотечественников!