Гражданин начальник
Шрифт:
– Хватит! – не выдержал Заварзин. – Хватит надо мной издеваться!
– Простите, – Пафнутьев виновато склонил голову. – Если у меня невзначай сорвалось какое слово непотребное, если нечто неуважительное сорвалось... Прошу меня извинить. Я старался следить за своей речью, потому что знаю – некоторые свидетели очень болезненно относятся к словам следователя и могут истолковать их превратно, поскольку сама обстановка...
– Прошу вас, хватит, – простонал Заварзин. – Ничего обидного вы не произнесли. Нет у меня на вас обиды! Нет!
– А как же нам быть с Ларисой?
– Тут какое-то недоразумение.
– Ну что ж, давайте разберемся... Скажите, в каких отношениях вы находитесь с Голдобовым?
– Это кто? – Заварзин не смог так быстро переключиться, ему требовалось время.
– Тот самый, который оплатил вашу роскошную покупку.
– Какую покупку?!
– «Мерседес».
– Что вы несете?!
– А разве нет? Тогда извините, прошу великодушного прощения. Скажите тогда, за какие деньги вы купили «Мерседес»? Я бы не стал задавать этот вопрос, но дело в том, что этот злополучный «Мерседес» постоянно участвует в наших беседах, его поминают свидетели, на нем раскатывает Лариса Пахомова, а ее муж падает, сраженный кабаньей картечью, в то время, как Голдобов... Впрочем, я увлекся. Голдобова вы, оказывается, тоже не знаете.
– Я этого не говорил!
– Значит, знаете?
– Слушайте, как же я устал от вас! – искренне воскликнул Заварзин. – Это обычная манера допроса?
– Какого допроса?! Мы просто беседуем, но дело в том, что мои вопросы вы воспринимаете как-то настороженно. Совершенно напрасно. Вам незачем меня опасаться. Все мои устремления направлены лишь на то, чтобы узнать правду. И больше ничего. Так что у вас с Голдобовым? Вы что-то хотели сказать, но я вас перебил... Слушаю, – Пафнутьев приготовил ручку, чтобы вписать слова Заварзина в протокол.
– Ничего у меня с Голдобовым...
– Но вы с ним знакомы?
– Слегка.
– Это как?
– Ну как... Здрасьте-здрасьте... Вот и все.
– То есть отношения чисто приятельские?
– Вы знаете, кто такой Голдобов? – со значением спросил Заварзин, намереваясь пойти в атаку.
– Какая-то шишка из торговли... Он тоже пользовался вашим «Мерседесом»?
– С чего вы взяли?
– Сам видел, – широко улыбнулся Пафнутьев.
– Вы видели, как Голдобов ехал в моем «Мерседесе»?!
– Ага, – кивнул Пафнутьев.
– Не помню. У него своих машин хватает.
– Если вы отрицаете, я так и запишу.
– Я сказал, что не помню.
– И Ларису не помните?
– Не помню.
– И мужа ее?
– И мужа не помню.
– Так и запишем.
– Да подождите вы писать! Давайте выясним... Какая-то бестолковщина идет, у меня все смешалось!
– Будем выходить на прямую дорогу. Среди ваших приятелей есть человек по имени Олег Жехов?
– Жехов?
– Да, тот самый, который однажды, перепившись, неосторожно вывалился с балкона... Хотя некоторые утверждают, что ему помогли сорваться. Впрочем, извините. Это случайно листок из другого уголовного дела мне под руку попался. Извините. Забудем о Жехове, мир праху его. В каких отношениях вы с Николаевым?
– А это еще кто такой?!
– Как же! Ваш работник, член кооператива...
– А, Андрей... Господи! Я же говорю – все перемешалось. А какие отношения... Он у нас работает недавно, я его толком еще не знаю. Вроде ничего парень. У нас зарплата хорошая, многие рвутся, но выдерживают требования не все. Отвыкли работать за годы Советской власти, – Заварзин улыбнулся, словно извиняясь за политическую дерзость. – А чем он-то вас заинтересовал?
– Да вот подвез меня на мотоцикле... Хорошо водит, этого у него не отнять.
– Рокер. Бывший, правда.
– Вон оно что... Тогда ясно. Он механик?
– В моторах разбирается.
– Сколько ему платите?
– Десять тысяч, – ответил Заварзин, поколебавшись.
– Неплохие деньги. Мне таких не платят. Меня возьмете? Я ведь тоже неплохой механик, а?
– С испытательным сроком.
– В чем же вы хотите меня испытывать?
Заварзин усмехнулся, достал из кармана сигареты, вопросительно посмотрел на Пафнутьева. Тот согласно кивнул – кури, дескать, не возражаю.
И допрос продолжался.
И чем больше он длился, тем более успокаивался Заварзин. Если раньше у него были какие-то сомнения, надежда отвертеться и уйти чистым, то теперь он понимал, что выход у него один – спасаться надо немедленно. Если этот увалень выпустит сегодня, уже никакие силы не заставят его снова прийти в этот кабинет. И больше всего угнетало – Пафнутьеву каким-то образом удалось связать в один узел погибшего Пахомова, его шалопутную бабу Ларису, Голдобова, этого недотепу Андрея, мелькнула даже фамилия Жехова...
Пафнутьев почувствовал перелом в настроении Заварзина. Если в начале допроса тот пытался все представить каким-то недоразумением, то теперь его поведение изменилось. Он часто задумывался, уточнял вопросы, интересовался, в какой связи и для какой такой надобности это необходимо знать следователю. Свои показания подписывать не торопился, ссылаясь на плохую память – дескать, насколько помню, если не ошибаюсь, боюсь ввести в заблуждение. Пафнутьев понял, что перелом произошел не только в настроении Заварзина, но и в ходе следствия. Можно сказать, что он раскрыл некоторые свои карты и показал, что намерения его достаточно серьезны. Теперь он наверняка столкнется с круговым молчанием, его будет подстерегать опасность куда большая, чем до сих пор. Но он и противника заставит подняться из окопов. Несколько раз Пафнутьев поймал выражение Заварзина не то чтобы угрожающее, а приглядывающееся. Да, он, похоже, успокоился. Он просто пережидал этот допрос.
Выйдя от следователя, Заварзин не увидел ни роскошного цвета своей машины, ни ее форм и даже звука захлопывающейся дверцы, которым всегда наслаждался, не услышал. И момента, когда заработал мотор, не почувствовал, хотя прежде это было одно из самых радостных его ощущений. Посмотрев в зеркало, Заварзин увидел сзади отвратительного типа, того самого, который недавно ползал вокруг мотоцикла Андрея. Теперь он совершенно откровенно, расставив тощие кривоватые ноги, фотографировал его, Заварзина.