Гражданин Уральской Республики
Шрифт:
Костя и не заметил, как очутился около «семерки». Заглушив мотоцикл, он, прежде всего, сходил до аптечки и перебинтовал уже запекшуюся рану Гани, надрезав ножом одежду. Рана была жуткой. Кровь выступала каплями вокруг изрытого красно-черным пятна. Во время обработки перекисью Ганя очнулся от боли и громко застонал.
— Тише ты, тише, — осадил Костя. — Все будет хорошо. Сейчас перевяжу и отвезу в больницу.
— А где эти чмори? — полушепотом осведомился Ганя, гуляя туманными глазами.
— Я их укокошил, — усмехнулся Костя, вдруг поняв всю тяжесть своей победы.
— Что, всех? — сумел удивиться соратник.
— Почти.
Потом Ганя снова отключился.
Он как будто уснул, но лоб покрылся испариной. Муконин наспех закидал все в машину — найденную в коляске Урала бутылку спирта, трофейный автомат Калашникова. (Как ушло, так и пришло!) Жаль, винтовка сгинула с концами, ну да ладно… В горле страсть как пересохло. Н-да, воды так и не удалось набрать. Досадно. Костя открыл бутылку и жадно глотнул спирта. Поперхнулся, прокашлялся. Ощутил, как приятное тепло расплылось по телу. Жажда отступила.
Муконин транспортировал приятеля в Жигули.
Нужно быстрей отсюда выбираться. Доставить Ганю в ближайшую больницу. А дальше придется выполнять миссию одному. Так уж сложилось, сель ави! Японская перемать!
Руки сработали как никогда слаженно, мастеровито. Костя быстро уложил брошенные недавно поленья, поставил на них пневмодомкрат, приподнял задницу «семерки», еще раз уложил деревяшки под колеса. Сел за руль. Сцепление, газ, рывок в натяжку. Выехал!
И дорога — стало быть, бог таки снова решил помочь, — дорога дальше пошла нормальная. Былой капитальной грязи уже не встречалось. Ганя изредка тихо постанывал в отключке. У Кости тревожно билось сердце. Ему казалось, что он спиной чувствует тяжелое поле, испускаемое умирающим Ганей. Чувствует до мурашек. Ему вдруг снова стало бесконечно жаль товарища. В голове пролетели картины их совместного путешествия. Самые памятные.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
Больницу Костя нашел по дорожному знаку, выросшему на окружной трассе. Съехав с моста, Костя по указателю под знаком свернул в город и где-то на окраине, среди четырнадцатиэтажных домов, обнаружил обветшалое здание красного креста в пять этажей. Здание располагалось буквой «П».
Припарковав машину в укромном месте, Муконин занялся приятелем. В аптечке откопал нашатырь, намочил кусок бинта и сунул под нос Гане. У раненого задергались ресницы, и он открыл туманные глаза.
— Где мы?
— Около больницы, — коротко оповестил Костя. — Как себя чувствуешь? Дойти сможешь?
— Не знаю. Слабость. Нет, я могу. Конечно могу.
— Пойдем.
Ганя зашевелился, полез к двери. Муконин подставил плечо. Ганя навалился на друга, и они пошли.
В приемном отделении было шумно, царили полумрак и зловоние. Облупленные стены пахли известкой. Кто-то из мужиков вскрикивал от боли. Где-то противно плакала женщина. Кругом попадали на глаза хромые, окровавленные, перевязанные. Иные лежали на каталках. Но каталок, очевидно, не хватало, и кое-кто лежал прямо на полу, на подстеленной клеенке. Врачи в белых не стираных халатах суетно и отрешенно проносились мимо. Костя усадил товарища на лавку. Отошел чуть-чуть и поймал за рукав одного мужчину в белом халате.
— Послушай, брат, это мой друг. Ему срочно нужна помощь. Огнестрельное.
«Брат» с белым колпаком на голове, крепкий и высокий мужчина лет тридцати, с серьезным небритым лицом с выдающимися скулами, с раскосыми нерусскими глазами, смерил их усталым взглядом.
— У вас есть полис Башкирской Республики?
Костя достал портмоне, нахмурившись, отсчитал купюры. Оставалось две сотни евро. Он достал одну и протянул врачу. Тот немного просветлел.
— Хм. Этого хватит на три дня.
— Ну и хорошо. Вы ему, главное, пулю вытащите. А я через пару дней вернусь. И заберуприятеля. Только уговор — в полицию не сообщать, ладно?
Доктор хмуро кивнул и приблизился к Гане.
— Вам каталка нужна или сами дойдете?
— Спасибо, я сам. — Ганя поднялся с диванчика, но тут же припал на плечо к доктору. Человек в белом халате сделал брезгливую мину, но даже не колыхнулся.
Прощание получилось коротким. Они просто посмотрели друг другу в глаза. И этим каждый выразил все, что хотел сказать.
— В общем, я быстро — туда и обратно, — добавил Костя.
Внутри словно лопнула пружина.
— Удачи тебе, — с хрипотцой бросил Ганя.
Врач или медбрат, или кто он там был? — нетерпеливо смотрел на Муконина. Костя похлопал друга по плечу. Ганя отвернулся. Доктор поволочил его в длинный коридор.
Костя еще долго провожал их взглядом, пока они не скрылись в зияющем проеме. «Даже не оглянулся, — подумалось Муконину. — Долгие проводы — лишние слезы?»
Костя никак не мог решиться доложить обо всем случившемся генералу. Муконин уже унесся на машине километров на сто от Уфы, однако, до сих пор так и не позвонил.
Эта первая сотня прошла на удивление гладко. Солнце, подглядывающее в машину откуда-то справа, приятно пригревало, пусть и за счет стекла, и вообще действовало успокаивающе. Дорога казалась пустынной. Не попадалось почему-то ни патрулей, ни даже встречных машин. Костя начал уже удивляться этому странному обстоятельству. Пару раз только обогнали его «семерку» какие-то темные иномарки с башкирскими номерами.
Иногда, в определенные моменты, все складывается довольно неплохо, идет как по маслу, и тогда ты уже начинаешь желать, чтобы время замерло или растянулось, чтобы этот момент длился вечно, и ничего бы больше не происходило до лучших времен. Но всему хорошему неизбежно приходит конец. И обычно — очень быстро.
Когда до Самары оставалось километров двести, Костя остановил машину, чтобы, наконец, переговорить с генералом Калиновым.
Смартфон умер. Костя откопал в бардачке зарядку и воткнул в прикуриватель. Только аппарат ожил, Костя набрал шефа. Сергей Михайлович, подавший голос на фоне каких-то журчащих шумов, воспринял новое известие стоически. Даже не стал особо комментировать.