Гражданская война в Испании. 1931-1939 гг.
Шрифт:
9 сентября защитники Алькасара в Толедо услышали, как из милицейского поста по другую сторону улицы к ним обращаются по мегафону с известием, что майор Рохо, бывший профессор тактики Пехотной академии, хотел бы передать предложение от правительства. Поскольку Москардо и другие офицеры в крепости знали Рохо, его впустили внутрь, и огонь по Алькасару был прекращен. Он предложил в обмен на сдачу Алькасара гарантию жизни и свободы для укрывшихся там женщин и детей. Самих же защитников ждет военно-полевой суд. Москардо, естественно, отверг эти условия. В ответ он попросил Рохо, чтобы во время очередного прекращения огня правительство прислало в Алькасар священника. Рохо пообещал и покинул крепость, поговорив с остальными офицерами гарнизона, которые безуспешно уговаривали его остаться с ними.
В тот же день, 9 сентября, в Лондоне впервые собрался Комитет по невмешательству. Британскую делегацию возглавлял секретарь Британского казначейства B.C. Моррисон2, который и занял место председателя. Другими странами, которых представляли их послы в Лондоне, были Албания, Австрия, Бельгия, Чехословакия, Дания, Эстония, Финляндия, Франция, Германия, Греция, Венгрия, Ирландия, Италия, Латвия, Литва, Люксембург, Норвегия, Польша, Румыния, Турция, Советский Союз и Югославия. Список включал в себя все европейские страны, кроме Швейцарии, которая хотя и запретила экспорт оружия, но в
Первой встрече комитета сопутствовала «волна сомнительных процедур», по словам «Правды». Представители собравшихся стран согласились передать Френсису Хеммингу, чиновнику казначейства, который стал секретарем комитета, тексты законов своих стран, запрещающих экспорт оружия. Кроме британского представителя, главными фигурами в комитете были Корбэн, посол Франции; Гранди, бывший государственный секретарь у фашистов, которого Муссолини отправил в лондонское посольство за недостаточную приверженность фашистским взглядам, и Майский, советский посол. Немецкий посол Риббентроп и его заместитель, принц Бисмарк, с самого начала заняли не столь заметное место, как Гранди, ибо конечно же получили инструкции предоставить ему право играть первую скрипку. Тем не менее Риббентроп впоследствии сетовал, как ему трудно было сотрудничать с Гранди, «интриганом, равного которому не было». Португалия, на участии которой настаивал Советский Союз, не была представлена. Португальский посол в Берлине сказал 7 сентября (когда немецкому судну «Усаморо» было отказано в портовой технике для разгрузки в Лиссабоне оружия для националистов. Как считали в Берлине, это объяснялось давлением Англии), что его страна не будет участвовать в работе комитета, пока не запретят вербовку добровольцев. Но Португалия могла не беспокоиться. Гранди получил инструкции от Чиано «приложить все силы, чтобы деятельность комитета носила чисто формальный характер». Позже Риббентроп откровенно признал, что Комитет по невмешательству лучше было бы назвать «комитетом вмешательства»3. Отношение Германии к комитету было более двусмысленным, чем у итальянцев, частично потому, что немецкое министерство иностранных дел и военное министерство плохо координировали свою деятельность. И немецкие дипломаты толком не знали, поможет Франко или нет подлинная политика невмешательства. Что же до Франции и Англии, то Бисмарк считал, что для обеих стран «вопрос стоит не столько о немедленных шагах, сколько об умиротворении бурных эмоций левых партий… для чего и был создан этот комитет». И хотя сообщения того времени английских и французских консулов (не говоря уж о других агентах) в националистской Испании пока остаются недоступными для историков, наверное, не так уж абсурдно предположение, что они были информированы не хуже, чем их американские коллеги. Английский консул в Севилье, как сообщал американский консул мистер Бей, должен был знать, что в городе полно немецких и итальянских солдат, летчиков, самолетов и танков. С начала проведения политики невмешательства они не только не сделали ни малейшей попытки покинуть город, но и их число, равно как и количество вооружения, постоянно растет. Фактически с самого начала английское и французское правительства были заняты не столько тем, чтобы положить конец вмешательству с обеих сторон, сколько созданием видимости такой политики. При существующем подходе к политике невмешательства невозможно было предотвратить поток военного снаряжения в Испанию с обеих сторон. А это лишь продлевало войну.
Позже Британия обвинила Италию в посадке самолета на Мальорке 7 сентября. Через пять дней, 12 сентября, Ингрем, британский представитель в Риме, дал понять, что перемены в Средиземноморье «близко касаются правительства Великобритании». Чиано ответил, что ничего такого не происходило и не замышлялось4. Инцидент показал, что Британия будет протестовать, если почувствует, что ее насущным интересам угрожают какие-то последствия испанской войны, но она не пойдет на откровенный разрыв соглашения, для укрепления которого так много сделала. Кабинеты Болдуина и Блюма считали, что и их страны, и Испания, и мир в Европе будут в максимальной безопасности, если прекратится военная помощь Испании. Оба правительства прилагали незаурядные усилия для сохранения пакта, хотя во Франции эта политика вызывала протесты со стороны левых, что больно ударяло по Блюму. Но судя по большинству высказываемых мнений, в обеих странах эта политика пользовалась поддержкой. В Англии лейбористская партия даже осудила промедление с введением в действие политики невмешательства. Что же до коммунистов, то 7 сентября Торез пытался убедить Блюма изменить свою политику, касающуюся помощи Испании. Хотя ему это не удалось, Блюм тем не менее добился, чтобы коммунисты не голосовали против правительства в Национальной ассамблее. Коминтерн поддержал образование в Лондоне Комиссии по расследованию фактов нарушения пакта о невмешательстве в Испании. Членами ее стали такие уважаемые личности, как Филип Ноэль-Бейкер, профессор Тренд из Кембриджа и доктор Элеонора Рэтбоун. Двумя секретарями комиссии были Джоффри Бинг и Джон Лэнгдон-Дэвис, оба члены коммунистической партии5.
В Испании 13 сентября баски сдали националистам Сан-Себастьян и отступили без боя, не рискуя подвергнуть разрушению его прекрасные проспекты. Кроме того, они расстреляли несколько анархистов, которые хотели поджечь город перед вступлением в него врага. На юге генерал Варела предпринял новый марш по Андалузии, к северу от гор, прикрывавших протяженную прибрежную равнину Малаги. Двигаясь к Ронде, Варела беспрепятственно занимал одно поселение за другим. В Арагоне он вступил в бой при Уэске. Но республиканцы не пошли в наступление. Положение республики несколько улучшилось лишь в Толедо. Условия жизни в Алькасаре осложнялись с каждым днем. У защитников крепости почти не осталось продовольствия – ежедневный рацион хлеба был урезан до 180 граммов на человека. 11 сентября во время трехчасового перемирия в крепость прибыл священник из Мадрида Васкес Камараса, который из-за своих либеральных взглядов с трудом избежал смерти от рук милиционеров. Поскольку выслушать исповеди у всех было невозможно, он дал общее отпущение грехов Москардо и защитникам крепости. В торжественной и мрачной проповеди Камараса говорил о славе, которая ждет гарнизон в другом мире. Все защитники получили помазание. Тем временем некоторые из них успели переговорить с гражданскими гвардейцами, обложившими крепость. Те угощали их сигаретами и принимали письма для передачи семьям. Васкес Камараса покинул стены крепости, и осада продолжалась. Республиканцы решили положить конец сопротивлению, прорыв подземный туннель под стены и заложив мины под две башни, ближайшие к городу. Для предотвращения хаоса, который мог возникнуть после взрывов, гражданское население было эвакуировано. В Толедо были приглашены военные корреспонденты, которым предстояло стать свидетелями гала-концерта с падением Алькасара.
Следующий день, 12 сентября, был ознаменован важным шагом Франко к обретению верховной власти в лагере
Вторая встреча Комитета по невмешательству прошла 14 сентября. На ней был организован подкомитет из представителей Бельгии, Британии, Чехословакии, Франции, Германии, Италии, Советского Союза и Швеции, которому предстояло заниматься повседневными проблемами политики невмешательства. Даже в нем малым государствам приходилось лишь следовать в фарватере политики великих держав, и в настоящих дебатах участвовали только Франция, Англия, Италия и Германия. Стремление умиротворить Гитлера, забвение своей ответственности перед международным сообществом со стороны Скандинавии и, как их сейчас называют, стран Бенилюкса в самом деле было самым отвратительным аспектом дипломатической истории тех дней. Но что же они могли сделать, если Британия продолжала политику «умиротворения»? 14 сентября советский представитель Каган обвинил Италию в том, что итальянский военный самолет совершил посадку в Виго. Чиано отрицал этот случай. Это совпало с первой общественной реакцией папы Пия XI на войну в Испании. Выступая в Кастельгандольфо, где его слушали 600 беженцев из Испании, папа сказал, что республиканцы испытывают «истинно сатанинскую ненависть к Господу»7. Советская помощь Испании в виде денег, продовольствия и других невоенных материалов то ослабевала, то снова возобновлялась. Но военной поддержки связи не оказывали.
В Испании генералу Вареле, который 16 сентября взял Ронду, удалось завершить свой замысел захвата всей центральной Андалузии. Мола после того, как Сан-Себастьян оказался в его руках, все свое внимание снова обратил на юг, имея целью выход к Мадриду непосредственно с северо-запада из района Авилы. В Астурии колонна фалангистов и армии наконец выступила из Ла-Коруньи, чтобы попытаться освободить Аранду в Овьедо. В долине Тахо опять завязались бои. Милиция снова сражалась с фанатичной отвагой. На этот раз ее удалось убедить рыть окопы. Тем не менее милиционеры отказывались покидать их, пусть даже силы генерала Ягуэ обходили их, чтобы взять в кольцо. После семичасового боя милиции все же пришлось выбирать между отступлением и окружением. И снова они оставили свои хорошо подготовленные оборонительные позиции у Санта-Олальи, а также Македу, город, который сдался Ягуэ 21 сентября.
Теперь командованию националистов пришлось принимать достаточно важное решение: идти ли им на выручку Толедо, который находился всего в сорока километрах, или продолжать марш на Мадрид? Положение Алькасара вызывало серьезные опасения. Его защитникам приходилось уйти в подвалы. Запасы воды подходили к концу. Они съели мулов и почти всех лошадей, кроме одного коня – того самого чистокровного скакового жеребца, который должен был погибнуть последним. 18 сентября республиканцы взорвали юго-восточную башню. Строение превратилось в груду щебня. Милиционеры, преодолев развалины, водрузили красное знамя на конной статуе Карла V во дворе крепости. Но заряд под северо-восточной башней не взорвался. Четверо офицеров, вооруженных только револьверами, отбросили милиционеров от северной башни. 20 сентября в больнице Санта-Крус были подготовлены пять машин с бензином. Стены Алькасара залили горючей жидкостью. Чтобы воспламенить ее, в ход пошли гранаты. Из Алькасара выскочил кадет, пустив в ход пожарный шланг. Он был убит, но шланг втянули обратно в Алькасар. К полудню бензин все же вспыхнул, но большого урона не причинил. К вечеру в Толедо появился Ларго Кабальеро, утверждавший, что Алькасар падет через двадцать четыре часа. На следующий день Франко принял решение освобождать город. Генерал Кинделан спросил, понимает ли он, что отклонение от плана может стоить ему Мадрида. Франко согласился, что это вполне возможно. Однако, по его мнению, духовное (или пропагандистское) значение освобождения Москаро куда важнее. Но может быть, националистов куда сильнее манило искушение завладеть оружейным заводом Толедо, что и стало решающим фактором для наступления. 23 сентября Варела, сменивший заболевшего Ягуэ, двинулся на Толедо; две колонны, наступавшие с севера, возглавляли полковники Асенсио и Баррон. А тем временем осаждавшие подвели новую мину под северо-восточную башню. В Толедо прибыла из Мадрида штурмовая гвардия, чтобы окончательно завершить разгром крепости. Заряд был взорван 25 сентября, и башня рухнула в Тахо. Но мощное каменное основание крепости не пострадало. И пока правительство готовило коммюнике о падении Алькасара, Ва-рела уже был от нее на расстоянии всего пятнадцати километров.
Тем временем в Женеве собралась ежегодная Генеральная ассамблея Лиги Наций. Сама организация рассыпалась на глазах. Ее ошибки были очевидны. Никогда еще, даже в самые свои блистательные времена (как, например, после принятия в свой состав Германии в 1925 году), она не теряла свой облик как организации, созданной победителями в 1919 году. Все же до 1935 года она сравнительно успешно выполняла свою роль, выражая желание добиться всеобщего мира. Лига Наций добилась мира между греками и болгарами в 1925 году; она положила конец колумбийско-перуанской войне в 1934-м. Правда, от событий в Маньчжурии в 1931 году она отстранилась. И это было еще не все. В 1935 году Лига так и не смогла предотвратить вторжение Муссолини в Абиссинию. Она проголосовала за санкции, но те не возымели никакого эффекта и 4 июля 1936 года вообще были отменены. Африканская авантюра Муссолини сошла ему с рук при всеобщем молчании. Ответственность за все эти поражения лежит на Франции и Англии, чье влияние было преобладающим во Дворце наций. На Генеральной ассамблее 1936 года должны были возобновиться дебаты об Абиссинии. Но теперь в порядке дня была Испания. 24 сентября в кулуарных разговорах на ассамблее Иден убедил Монтейру, чтобы Португалия присоединилась к Комитету по невмешательству. Открывая заседание ассамблеи, Иден в своей речи даже не упомянул Испанию, хотя до этого заверял, что британская политика будет построена на искреннем сотрудничестве с Лигой Наций. Доктор Ламас из Аргентины, председательствовавший на ассамблее, при поддержке других делегаций стран Латинской Америки попытался не дать слово Альваресу дель Вайо по вопросу об Испании, так как его выступление не числилось в повестке дня (правда, в ходе общих дебатов разрешалось затрагивать любую тему). Тем не менее Альварес дель Вайо вышел на трибуну. Иден призывал его проявить сдержанность. Альварес осудил Соглашение о невмешательстве, посчитав, что оно уравняло правительство Испании с мятежниками, хотя по канонам международного законодательства его правительство имеет законное право покупать оружие за границей, а мятежники такого права не имеют. Республика может принять подлинное невмешательство, но оно должно включать право приобретения оружия.