Гражданская война в Испании. 1931-1939 гг.

Томас Хью

⁶ Чтобы представить себе удивительную картину жизни в этом отеле в период от августа 1936 года до марта-апреля 1937-го, стоит прочитать 18-ю главу романа «По ком звонит колокол» – может быть, лучший репортаж, когда-либо написанный Хемингуэем.

⁷ Свидетельства Кривицкого следует считать сомнительными, если вообще не подделанными. Позже он скрылся в Америке, отказавшись от службы своим хозяевам, и в 1941 году скончался в гостинице в Вашингтоне. Не исключено, что Кривицкий был убит. Его книга и статьи в «Сатердей ивнинг пост», которая ее распространяла, скорее всего, частично написаны известным американским советологом, о котором бытует мнение, что он помогал Кривицкому писать отчеты для ФБР. Нет сомнения, что ФБР подправляла данные исходя из своих оценок. Кривицкий конечно же ошибается, предполагая, когда именно советское правительство решило поставлять в Испанию оружие отечественного производства. Все другие данные свидетельствуют, что этого не происходило вплоть до конца октября. Кроме того, Кривицкий не входил в число лиц, которых непосредственно ставили в известность о решениях такого рода, хотя в Коминтерне к нему относились с уважением.

⁸ Несмотря на британскую политику невмешательства, Форин Офис дал указание английскому

посольству в Мадриде предоставлять убежище испанским беженцам от «красного террора», и буквально через несколько недель в распоряжении посольства уже оказалось семь зданий. В течение всей войны иностранные посольства в Мадриде предоставляли укрытие для нескольких тысяч испанцев из среднего и высшего класса. Часть из них были активными членами «пятой колонны», другие просто испуганы войной; все страдали от голода, холода и недостатка свежего воздуха. В ходе войны многих из них обменяли на республиканцев, оказавшихся в руках националистов.

Карта 14. Испания в августе-сентябре 1936 года

Глава 32

Поражения республиканцев и их причины. – Бойня в Образцовой тюрьме. – Падение правительства Хираля. – Ларго Кабальеро формирует свое министерство.

Начало сентября было ознаменовано поражениями испанского правительства на всех фронтах. Ягуэ занял Талаверу, Ирун – Беорлеги, который угрожал Сан-Себастьяну; десант на Мальорку потерпел полный крах; Сарагоса, Уэска, Овьедо и Алькатрас продолжали оставаться в руках мятежников; на юге были потеряны большая часть Андалузии и почти вся Эстремадура. Основным объяснением успехов националистов были мощь и опыт хорошо вооруженной Африканской армии. Страсть и безрассудная отвага помогали одержать верх в уличных боях, но, естественно, не могли противостоять опыту легионеров и регулярной гвардии. Самые смелые милиционеры были не в силах скрыть страха перед доселе неизвестным потрясением от воздушных бомбардировок. Те, которые каждую неделю перед войной так гордо маршировали по Кастельяне, никогда не знали, что такое падающие бомбы. Всего два бомбардировщика, половина бомб которых не взрывалась, а другая половина не причиняла урона, могли вызвать всеобщее бегство с позиций. Политические пристрастия сказывались даже на тактике военных действий. На талаверском фронте большие надежды возлагались на бронепоезд, это любимое детище Гражданской войны в России. Но при всем уважении, которое к нему питал Троцкий, в Испании бронепоезд оказался бесполезным. Тем не менее испанские офицеры республики постоянно обращались к опыту Гражданской войны в России, пытаясь решать собственные проблемы, связанные с руководством крупными воинскими соединениями¹. Беды подстерегали их не только на линии фронта. Военное министерство не смогло организовать действенного контроля, у него не было эффективного центрального штаба, и переброски различных групп милиционеров сталкивались с бесконечными бюрократическими проволочками. Не было возможностей практиковаться в стрельбе, да и самих ружей для такой подготовки не имелось. Некоторые политические партии придерживали часть вооружения для возможного использования против своих сегодняшних друзей. Так, считалось, что в распоряжении CNT в Мадриде в их штаб-квартире хранятся 5000 ружей. Все меньше становилось продуктов – не только из-за потери Кастилии, но и из-за чудовищно огромных поставок на фронт.

Влияние поражений вкупе с неудачами Хираля получить оружие у двух буружазных демократий привело к требованию сменить военное руководство республиканцев. В Мадриде эти пожелания неотступно высказывали самые экстремистские члены UGT – группа, сплотившаяся вокруг Ларго Кабальеро, подлинного короля Мадрида. Каждодневно он и Альварес дель Вайо посещали фронт в Сьерре, где выступали с речами. Милиция приветствовала их. Тем не менее они хотели не просто войти в правительство, а доминировать в нем. Даже Прието жаловался, что чтение социалистических газет заставляет мрачнеть министерство внутренних дел. Сам Прието неустанно работал, помогая министерствам, хотя даже и не был министром. Итальянский социалист Пьетро Ненни, прибыв в Мадрид в начале августа, так описал облик Прието: «В рубашке с короткими рукавами, он проявлял бурную активность. Прието никого собой не представляет; он не министр; он депутат парламента, прервавшего свои заседания. Но в то же время Прието все и вся – он координирует и оживляет деятельность правительства». Прието не желал, чтобы его партия взяла на себя руководство. Он считал возможным добиться от Англии и Франции помощи республике путем создания правительства среднего класса. И без сомнения, Прието не хотел помощи от Ларго Кабальеро. Он предложил, чтобы министры-социалисты просто «руководили» правительством Хираля, как делал он сам. Коммунисты поддерживали эту политику. Ларго Кабальеро критиковал предложение Прието за его неспособность провести чистку администрации или установить контроль над экономикой. Для социалистов, считал он, это будет такой же компромисс, как в 1931-м и 1933 годах, когда они вошли в правительство Асаньи. В сущности, Ларго хотел сам возглавить правительство.

К тому времени политических заключенных, которые оказались в руках республики, постигла самая разная судьба. В Барселоне генералы Годед и Фернандес Буррьель были судимы и расстреляны. Защищал двух генералов, которые держались с бесстрастным достоинством, адвокат-пенсионер. Против них свидетельствовали генерал Льяно де Энкомьенда (он потерял сына, который сражался вместе с милицией в Гвадарраме) и генерал гражданской гвардии Арангурэн. Еще два мятежника были расстреляны за участие в военном бунте в крепости. Либеральные члены республиканского правительства лишь с большой неохотой согласились на смертный приговор. Через несколько дней по приговору военного суда были расстреляны генерал Фанхуль и полковник Кинто, который в последний момент женился на доселе незнакомой ему женщине.

23 августа в Образцовой тюрьме в Мадриде вспыхнул пожар. Были ли его причиной подожженные матрасы, с которыми 3000 заключенных атаковали свою охрану, или же это оказалось делом рук обыкновенных заключенных, в камерах которых милиционеры CNT искали оружие? Подлинную причину пожара, скорее всего, так никогда и не удастся выяснить. Но новость, что в тюрьме восстали политические заключенные, во всех подробностях распространилась по городу одновременно с сообщениями о Бадахосе, чему цензура не смогла помешать. Вокруг тюрьмы собралась толпа, возглавляемая милиционерами, приехавшими на побывку.

Они требовали взять тюрьму штурмом и перебить всех политических заключенных. Для наведения порядка спешно прибыли политики-социалисты. Но милиционеры отказывались их слушать. Сорок заключенных были расстреляны тут же во дворе тюрьмы. Их мертвые тела таскали по мощеным плитам, чтобы устрашить оставшихся в живых. После угроз, что будут перебиты все заключенные, самых известных из них вместе с тридцатью другими пленниками расстреляли. Среди казненных были Мелькиадес Альварес и Мартинес де Веласко; популярные правые политики Фернандо Примо де Ривера, брат Хосе Антонио; Руис де Альда; его ближайший друг, доктор Альбиньяна, лидер партии националистов и генерал Вильегас, который в свое время возглавлял мятеж в казармах Монтанья. Удивительно, что во время казней в тюрьме бывшему лидеру молодежного крыла CEDA Серрано Суньеру, фалангисту Фернандесу Куэсте и карлистскому заговорщику Антонио Лисарсе удалось спастись.

После всех этих ужасных событий министерство юстиции сделало первый шаг к нормализации обстановки. Им стало создание народных трибуналов, которым предстояло восполнить пробелы, образовавшиеся после развала судебной системы и убийств или бегства профессиональных юристов. В каждой провинции республиканской Испании эти трибуналы приобрели несколько иной характер. Тем не менее в целом их составляли 14 делегатов от Народного фронта и CNT плюс три члена от прежней юстиции. Лицам, которые представали перед такими трибуналами, позволялось прибегать к примитивной форме защиты (хотя фалангистов безоговорочно приговаривали к расстрелу, так же как и членов CEDA и тех, кто собирал для них средства). Например, врачам, которых обвиняли в нежелании возвращать долг, удавалось опровергнуть обвинение и добиться осуждения своих обвинителей. Некоему скромному торговцу лишь в последний момент удалось спастись от обвинения в шипонаже со стороны своего должника². Все же «самодеятельные» казни продолжались, хотя их размах спадал. Например, два брата, герцоги Верагуа и де ла Вега, потомки Колумба, были расстреляны милиционерами лишь потому, что те опасались оправдания братьев Народным трибуналом. В конце августа правительство предписало гражданам закрывать двери в одиннадцать вечера, избегать вечерних прогулок, проинструктировать консьержей никого не пускать в дом и тут же звонить в полицию, если «громкий стук в дверь даст понять, что хочет войти милиция». Эти меры практически положили конец незаконным убийствам и расстрелам.

4 сентября Асанья неохотно принял отставку Хираля с поста премьера. Реальнее всего его пост должен был достаться Ларго Кабальеро, но тот отказался принимать его без участия коммунистов. (Он пригласил к единению анархистов; те отказались.) До сих пор ни одна коммунистическая партия не входила в правительство стран Запада. Центральный комитет Испанской коммунистической партии не пошел на объединение сил, поскольку опасался скомпрометировать себя антикоммунистической политикой правительства. Все же Москва дала указание войти в правительство, и Ларго Кабальеро сформировал его на базе сотрудничества с коммунистами. Последние объяснили свои действия тем, что Гражданская война требует единства в борьбе против фашизма и основные цели пролетарской революции уже достигнуты. Эрнандес, редактор «Мундо обреро», стал министром образования, а Урибе, теоретик марксизма, – министром сельского хозяйства. В состав кабинета вошли шестеро социалистов, включая Прието как министра военно-морских сил и авиации и Альвареса дель Вайо, который стал министром иностранных дел. Хуан Негрин, социалист, не имевший тесных политических контактов, получил пост министра финансов. Он был профессором физиологии в Мадридском университете и пользовался уважением у администрации вуза. Удовлетворили и настойчивое желание Аракистайна – он был назначен послом в Париже³. Кабинет дополнили и двумя членами Республиканской левой (включая Хираля, который получил пост министра без портфеля) и по одному члену от Объединенной республиканской партии и «Эскерры». Ларго Кабальеро взял на себя обязанности военного министра, заменив Эрнандеса Сарабиа, который окончательно выбился из сил после месяца стратегических импровизаций. Кабальеро поддерживал профессиональный штаб во главе с майором Эстрадой. Полковник Родриго Хиль, артиллерийский офицер старой школы, стал заместителем военного министра. «Правительство Победы», как его окрестили, имело странный характер не только из-за участия коммунистов, но и потому, что Эрнандес, новый министр образования, девятнадцать лет назад был осужден за покушение на убийство нынешнего нового министра военно-морских сил и авиации Индалесио Прието.

Примечания

¹ Большое впечатление на них оказал фильм о Чапаеве, герое Гражданской войны в России. Перед войной в среде испанского рабочего класса он пользовался огромной популярностью. В то время в Мадриде демонстрировался и «Маленький полковник» с Ширли Темпл, и капитан Лидделл-Гарт мог бы гордиться тем воздействием, которое он оказал на тактику. Величайший успех сопутствовал комику Гроучо Марксу, который изображал полковника в «Утином супе». Крепко смахивая на профессионального испанского офицера, он, стоя перед картой, бросал: «Да эту проблему может решить трехлетний ребенок. – И после паузы: – Доставить мне ребенка трех лет!» Милиционерам, приезжавшим на побывку из Сьерры, это очень нравилось.

² Между августом 1936 года и июнем 1937-го перед народными трибуналами предстало не менее 46 004 человек, из которых 1318 было приговорено к смертной казни.

³ Лопес Оливан, посол в Лондоне, который на первых порах, казалось, был верен республике, оставил свой пост и присоединился к националистам. Его заменил Пабло де Аскарате, заместитель генерального секретаря Лиги Наций, который стал первой повсеместно уважаемой личностью, представлявшей интересы республики в самом важном лондонском посольстве. Когда он прибыл в Лондон, маршал дипломатического корпуса, сэр Сидней Клайв, передал Аскарате послание от короля Эдварда VIII. Королю, сообщил сэр Сидни, не понравилась бы очередная смена послов, и, если Франко займет Мадрид и будет признан как реальный правитель Испании, король надеется, что Аскарате сможет остаться на своем посту. Аскарате был хорошо принят лондонским дипломатическим корпусом, как и Ян Масарик из Чехословакии, который отказался принять приглашение «Красного посла», и Гранди, итальянский посол. Риббентроп, который представил свои верительные грамоты на другой день после Ас-карате, всегда был с ним корректен. Но перед Аскарате стояла нелегкая задача. Фактически он должен был создать посольство заново, поскольку большинство старых сотрудников покинули его. Во время первого визита в Форин Офис Ванситтарт принял Аскарате с подчеркнутой холодностью, отвергнув просьбу разрешить республиканским пилотам тренироваться в Британии.