Гражданская война в России: Черноморский флот
Шрифт:
Дело было вечером 17 июня (а не 16), когда все суда, решившие идти в Севастополь, уже стояли на якоре на внешнем рейде. Дело в том, что после отъезда моряков-делегатов в Екатеринодар - столицу Кубано-Черноморской республики, в массы, кроме лозунга «борьбы до последнего снаряда», начал просачиваться характерный, но тем не менее бесконечно нелепый по своему содержанию лозунг: «Ничего не предпринимать до возвращения из Екатеринодара делегации моряков, посланной заседанием 14 июня на пленум ЦИК Кубано-Черноморской республики». Эти сведения мне сообщил вышеназванный Кулинич, который, посещая все митинги, неизменно информировал меня об общих настроениях широких масс. Этот же Кулинич вскоре после выхода на рейд судов, решивших идти в Севастополь, пришел ко мне и сообщил, что у него создается впечатление, что среди команд оставшихся в гавани судов, начинает заметно все больше пользоваться популярностью лозунг «Ничего не предпринимать до возвращения делегации из Екатеринодара». Вечером того же числа мне стало известно, что на «Гаджибее» идет митинг всех оставшихся в гавани судов, на котором указанная делегация, только что вернувшаяся из Екатеринодара, делает доклад о своей поездке. [105]
Считая, что с выходом командующего на рейд «Керчи» будет предназначена руководящая роль в потоплении судов, я решил пойти на митинг, дабы на случай провокации со стороны вернувшихся делегатов, позиция которых мне была неизвестна, постараться эту провокацию предотвратить.
На «Гаджибее» я застал следующую картину: место оратора было занято главой делегацией, вышеупомянутым командиром миноносца «Пронзительный» бывшим лейтенантом Бессмертным. Митинг, видимо, подходил к концу. Конец речи Бессмертного (начала которой я не слыхал), сводился к следующему: командующий флотом вышел на рейд только для того, чтобы удостовериться в повиновении флота, и теперь приказывает всем кораблям, стоящим в гавани, немедленно выйти на рейд.
Тогда я, перебив Бессмертного, спросил его, изменил ли А. И. Тихменев свое решение идти в Севастополь, или нет?
Весьма сконфуженный Бессмертный, улыбаясь, сказал: «Нет».
Тогда я, обратившись к Бессмертному, сказал: «Передайте командующему, который является изменником России, что суда, оставшиеся в гавани, завтра будут затоплены и, конечно, ему не подчинятся».
Мое заявление было бурно поддержано всем митингом.
Получив такую неожиданную отповедь, сей «доблестный» командир, покинув свою ораторскую «позицию» и сев на ожидавший его у борта моторный катер, уехал на рейд для того, чтобы, бросив в гавани свой миноносец, уйти в Севастополь в качестве «пассажира».
Считая, что и мне больше нечего делать на «Гаджибее», я вернулся к себе на миноносец «Керчь». Отметим, во-первых, попытку командования флотом через Бессмертного спровоцировать выход из гавани на рейд оставшихся судов с очевидным намерением под угрозой орудий «Воли» и «верных» миноносцев заставить указанные корабли следовать за собой в Севастополь. Расчет тем более верный, что команды этих судов, сознавая полную невозможность высадиться на берег или оказать [106] организованное сопротивление, в большинстве, конечно, подчинились бы давлению со стороны командования, на что Тихменев очевидно и рассчитывал.
2) Доклад, сделанный Бессмертным командующему флотом и его ближайшим советникам о неудавшейся «миссии», вероятно, и дал повод Н. Р. Гутану, подтасовав время действия, упомянуть о моих, якобы демагогических, выступлениях на «Ушаковском дивизионе».
На стр. 421 мы находим:
«В то время как часть толпы облепила у пристаней миноносцы с «Керчью» во главе, на котором, очевидно под руководством В, А. Кукеля, все время подымались сигналы вроде как: «Позор и смерть судам, идущим в Севастополь» и «Изменники-предатели, одумайтесь».
На самом же деле было так: когда все суда, решившие идти в Севастополь, вышли на внешний рейд и стали там на якорь, на «Керчи» был поднят сигнал следующего содержания: «Судам, идущим в Севастополь: позор изменникам России!». Этот сигнал был немедленно отрепетован другими судами, стоявшими в гавани.
На флагманском корабле «Воля» (корабль, на котором находился командующий) был сперва поднят «ответ до половины» (сигнал замечен), а затем - «до места» (сигнал разобран).
После этого, сигнал на всех кораблях, стоящих в гавани, был спущен.
Никаких других сигналов, как до этого момента, так и впоследствии, на «Керчи» не подымалось.
Отмечаем попытку разбить на несколько сигналов текст одного, выхватить некоторые слова, прибавить от себя другие, умолчав о третьих. Как называются такие поступки, господин Н. Р. Гутан? А вот на стр. 422 автор сам указывает, как реагировало население Новороссийска на решение некоторых судов идти сдаваться неприятелю:
«Выходить из гавани судам приходилось под дикий рев и проклятия огромной толпы, собравшейся на конечностях обоих молов, что тоже сильно нервировало команду».
Отметим необычайную деликатность, с которой автор изображает негодование русских людей, по заслугам напутствовавшим сдачу судов торжествующему врагу. [107]
На стр. 425 мы читаем:
«Сама «Керчь» после потопления судов под командованием В. А. Кукеля ушла в Туапсе, где и была потоплена… Есть основание предполагать, что «Керчь» ушла в Туапсе потому, что в Новороссийске население было слишком озлоблено против нее за январь 1918 года, когда ее командой были расстреляны офицеры Варнавинского пехотного полка и произведено много грабежей и насилий».
Почему «Керчь» ушла в Туапсе - видно было выше в моем кратком очерке. Читателю стоит только сравнить эту цитату с предыдущей, чтобы решить, на чьей стороне в действительности были симпатии населения. Можно ли так безжалостно опровергать себя. Кстати, мы находим на стр. 397 следующую деталь, относящуюся к моменту перехода части флота из Севастополя в Новороссийск:
«Команды начали выздоравливать. Причиною служило обстоятельство, что почти все лица, замешанные в расстрелах, бежали раньше».
Иными словами я, Н. Р. Гутан, отрицаю на стр. 397 факты, сообщенные на стр. 425, и действительно все лица, замешанные в расстрелах, бежали раньше. Дело в том, что перед самым моим вступлением в командование миноносцем «Керчь» (т. е. в начале апреля 1918 года), наведя справки, я узнал, что участников расстрела офицеров Варнавинского полка в городе Новороссийске в январе 1918 года на «Керчи» больше не было - они скрылись.
Но здесь, видимо, автором и Н. Р. Гутаном дело затеяно очень тонко: подпущен как будто между прочим расстрел офицеров Варнавинского полка для того, чтобы читателю пришла в голову догадка, что я был в то время командиром «Керчи» и хотя бы косвенно, но замешан в это дело. Отчего бы не воспользоваться удобным случаем и не замарать своего противника.