Гражданская война в России: Черноморский флот

Коллектив авторов

Распространяясь дальше об участии официальных и «неофициальных» агентов французской контрразведки в потоплении судов, автор на стр. 428 описывает их тревогу:

«Сильные опасения вызывало то, что командующий не задумается открыть огонь по неповинующимся кораблям, так как это могло бы испортить все планы».

Вот теперь видно, кто после заседания 16 июня, на котором решилась судьба флота, распускал провокационные слухи о том, что по неповинующимся кораблям будет открыт огонь, слухи, усиленно муссировавшиеся среди команд, решивших топить свои суда. Я утверждаю, что их распускал сам А. И. Тихменев и его ближайшие сторонники, у которых, однако, в последнюю минуту не хватало ни мужества, ни характера, чтобы привести в исполнение свою угрозу. Еще перед

походом миноносцев из Севастополя (перед занятием его немцами) в Новороссийск по этим кораблям расхаживала «делегация» от «Воли» и «Свободной России», заявляя, от имени этих дредноутов, что всякий корабль, который посмеет выйти из Севастопольской бухты, будет расстрелян из 12-дюймовых орудий. Но миноносцы не позволили себя запугать и обещали ответить минной атакой на первый же выстрел.

Кстати, для общей характеристики любопытно зарегистрировать еще один факт.

В самый день ухода из Севастополя в Новороссийск, около 10 часов вечера, т. е. за час до похода, я возвращался с заседания командиров кораблей, решивших идти в Новороссийск, на котором был выработан порядок выхода из бухты и диспозиции на походе. Эти вопросы требовали серьезного внимания, так как Севастопольская бухта самым беззастенчивым образом блокировалась немецкими [112] подводными лодками, и было известно, что они имели предписание от немецкого командования топить каждое русское военное судно, которое «посмеет» выйти из Севастопольской бухты. (Господа Тихменев, Гутан, Житков и компания - не правда ли, как все это «страшно»?).

Когда я уже подходил к сходням миноносца «Керчь», откуда-то вынырнул уже знакомый читателю командир миноносца «Дерзкий», бывший лейтенант Житков, и сказал мне: «Вы идете в Новороссийск? А разве Вы не знаете, что «Воля» и «Свободная Россия» расстреляют Ваш миноносец из 12-дюймовых орудий?». На это я ответил, что знаю, но прибавил, что миноносцы при первом же выстреле произведут на дредноуты минную атаку. После этого, высказав лейтенанту Житкову свой взгляд на общее положение, я спросил, почему собственно его миноносец не уходит из Севастополя вместе со всей минной бригадой? Последовал ответ: «Я собственно здесь ни при чем, - команда так решила, а я считаю для себя неудобным производить какое бы то ни было давление на их совесть».

Неправда ли, получается прекрасная иллюстрация типа демократического офицера?

Дальше на той же 428 стр. автор, продолжая распространяться о моей связи с французскими агентами, пишет:

«В числе других обязательств, принятых на себя В. А. Кукслем, он взялся, между прочим, следить за «Свободной Россией», чтобы она не переменила своего решения. В случае, если бы она захотела все-таки присоединиться к «Воле», Кукель должен был настичь ее на «Керчи» и угрозами вернуть обратно».

Вот это тоже любопытно, но абсолютно неверно. В действительности имел место следующий факт: вечером 17 июня, т. е. тогда, когда уже все корабли, решившие идти в Севастополь, стояли на внешнем рейде, появился председатель судового комитета дредноута «Воля» (фамилию, к сожалению, не помню) и сообщил о том, что час тому назад он имел с глазу на глаз беседу с А. И. Тихменевым (он же командир «Воли») и убеждал его не идти в Севастополь, а ночью, свезя команду на берег, затопить суда. На это А. И. Тихменев ответил ему, что, вполне разделяя его взгляд, он, Тихменев, якобы [113] находится под давлением команды, которая твердо решила идти в Севастополь и ни в коем случае не даст потопить суда. Председатель судового комитета «Воли» пробовал спорить с А. И. Тихменевым, утверждал, что все это гнусная ложь, что настроение команды ему известно, что одного решительного слова Тихменева, пользующегося большим влиянием на команду, благодаря своему «демократическому» к ней отношению, достаточно, чтобы убедить матросов в необходимости потопить родной корабль, тем более что решение «Воли» идти в Севастополь, главным образом, являлось следствием его, Тихменева, влияния и агитации.

Все напрасно. Командующий флотом продолжал свою политику уклончивости.

Председатель

судового комитета «Воли» был крайне взволнован и нервничал. Закончил он свое сообщение тем, что умолял миноносец «Керчь» догнать эскадру, когда та снимется с якоря, минным залпом затопить дредноут «Воля», после чего команды других кораблей, будучи деморализованными, согласятся затопить свои корабли. Он утверждал, что «Воля» по сравнению с миноносцем «Керчь» находится в таком небоеспособном состоянии, что не будет в состоянии отразить атаку «Керчи». Это предложение было категорически отвергнуто.

Отказ был мотивирован тем, что этические чувства не позволяют нам губить такое большое число людей, тем более что все равно им придется впоследствии отдать отчет в своем поступке перед историей русского флота.

Дальше на стр. 429 мы читаем:

«Вот общая картина того, что происходило одновременно в Петрограде и в Новороссийске в момент решения судьбы Черноморского флота: вот кто в действительности организовал его потопление.

Нельзя не подчеркнуть еще раз, что союзникам не было никакого основания бояться захвата и использования немцами наших кораблей, так как они всегда могли легко противопоставить им значительно большие силы. Их совести и выводам читателя мы предоставляем скорбную повесть крушения русской мощи на Черном море». [114]

О том, как союзникам не было никакого основания бояться захвата немцами наших кораблей, мы уже выше говорили, но нас поражает то, что автор, посвятивший свой труд Андреевскому флагу, еще раз скорбит о том, что не все корабли Новороссийской эскадры опозорились. (Суда Новороссийской эскадры плавали под Андреевским флагом. Под этим флагом суда, ушедшие в Севастополь, и сдались немцам).

Так же как и автор, я предоставляю читателю самому судить, кто поступил правильнее: кто уже не так усиленно заботился о русской мощи на Черном море (которой, кстати сказать, уже не было к тому времени и участь которой предрешил Брест-Литовский договор, что так же и подтверждает автор) или те, которые об ней столь усиленно «пеклись».

Отметим попытку автора одурачить читателя необоснованными патетическими возгласами, опровергнутыми им же самим.

Я считал бы свою задачу незаконченной, если бы оставил без внимания заключительную часть рассматриваемой книги, где автор, подводя итоги Европейской войне и захлебываясь от восторга, воспевает доблесть немецких моряков, потопивших в английском порту Скапа-Флоу в июне 1919 года германские военные корабли накануне их передачи союзникам.

Поучительно провести некоторую параллель, едва ли не приходившую в голову автору, между положением германского флота в Скапа-Флоу и Черноморского флота в Новороссийске.

К моменту потопления германского флота монархия была уже свергнута и революция глубоко захватила Германию - влияние большевиков (спартаковцев) было огромно среди матросов, на флоте имели место частые случаи убийств офицеров своими командами.

Рассуждая подобно Г. К. Графу, следовало бы сделать заключение, что если для русских морских офицеров вся история, традиции, воинский дух и доблесть оказались «втоптаны в грязь», то, казалось бы, следует распространить аналогичную свободу от всех нравственных принципов и на германских моряков. Но доблестный «капитан [115] 2 ранга Российского Императорского флота» (как он подписывается в конце своей книги) по правилу, «что для русского здорово, то для немца - смерть», делает исключение для моряков германского флота.

Германский флот стоял в Скапа-Флоу с полным составом команд, на якоре, а не у стенки, у него не было угроз Кубано-Черноморской республики, не было положения «вне закона», в море не было настороженного противника, не было риска гибели. В чем же дело? Достойный поступок личного состава германского революционного флота Г. К. Граф считает сообразным с его духом, а такие же действия в русском революционном флоте он полагает возможными только лишь с помощью «демагогической агитации», «подрыва основ дисциплины» и союзнического «подкупа». Где же - последовательность и объективность?