Гражданская война в США 1861–1865 (Развитие военного искусства и военной техники)
Шрифт:
Но эти сохранившие порядок осколки армии уже не могли спасти положение. Правда, у Мак-Дауэла оставалась нетронутой 5-й дивизия. Все сражение она простояла в Сентервилле, не сделав ни единого выстрела, и теперь командующий северян приказал двинуть ее на защиту этого городка. [173]
Но и здесь Мак-Дауэлу не повезло. Командир дивизии полковник Майлз, огорченный тем, что ему не удалось принять участие в деле, с утра приложился к бутылке брэнди и к полудню был уже мертвецки пьян. Он не мог не только отдать приказ, но даже сесть на лошадь, и, увидев, в каком он состоянии, Мак-Дауэл освободил Майлза от командования.
Тем временем, миновав каменный мост, толпа беглецов столкнулась
Воистину паника — самая заразная из болезней, и праздная толпа у Каб-Рана была охвачена ею мгновенно. Леди и джентльмены в нарядных воскресных костюмах, уже не заботясь о сохранности платья, бросились к своим экипажам и верховым лошадям, чтобы побыстрее удрать под защиту фортов и орудий Вашингтона. На дороге произошло настоящее столпотворение, и бегущая армия наскочила на обезумевшую толпу, как пароход на отмель. Шальной снаряд, посланный южанами забавы ради, перевернул прямо на мосту через Каб-Ран армейский фургон, блокировавший дорогу. Никто не получил в результате этого выстрела ни единой царапины, но паника возросла многократно.
С этого момента бегство из трагедии превратилось в комедию. Тысячи людей в военной форме, бросая оружие и знамена, срывая с себя ремни и подсумки, бежали со всех ног, а впереди них в своих роскошных кабриолетах и ландо мчались представители высшего вашингтонского общества. Комическая же сторона происходящего заключалась в том, что за ними никто не гнался. Южане были слишком утомлены и дезорганизованы своей неожиданной победой, чтобы преследовать врага, и остались на поле боя, но бегущие этого не знали.
Слухи о том, что кавалерия близко, то и дело пробегали по толпе, заставляя даже самых усталых ускорять шаг. Были, конечно, и среди них люди, сохранившие голову и пытавшиеся прекратить панику, но их усилия оказались тщетными, как если бы они пытались уговорить горную реку повернуть вспять. «Мы окликали их, пытались сказать им, что никакой опасности нет, призывали прекратить бегство, заклинали остановиться, — вспоминал конгрессмен из Огайо, который также приехал посмотреть на битву. — Мы называли их трусами и прочими самыми обидными словами. Вынув свои тяжелые револьверы, грозили перестрелять их, но все напрасно; жестокая [175], сумасшедшая, безумная, безнадежная паника овладела ими и передалась всем и каждому и спереди, и сзади».
Но что могли сделать пусть даже высокопоставленные гражданские чиновники там, где оказался бессильным командующий армией! А Мак-Дауэл, убедившись, что остановить бегство невозможно, официально расписался в своем бессилии. «Бой проигран, — телеграфировал он в столицу Уинфилду Скотту. — Спасайте Вашингтон и остатки этой армии… Переформировать бегущие войска не удастся».
Позже в Сентервилле Мак-Дауэл собрал
Конфедераты тем временем с трудом приходили в себя от удивления. Удивляться было чему. Огромная и несокрушимая федеральная армия (во всяком случае, молодым и неопытным солдатам она казалась таковой) вдруг, словно по мановению волшебной палочки, обратилась в ничто. И это сделали они, вчерашние фермеры и рабочие, только недавно надевшие военную форму! А на смену удивлению пришла гордость и вера в себя, которые впоследствии легли в основу мифа о непобедимости южной армии.
Но более других был удивлен и обрадован президент Конфедерации Джефферсон Девис. Не сумев справиться с охватившим его волнением, он лично поспешил на поле боя, чтобы быть свидетелем триумфа или разгрома своих войск. То, что он увидел вначале, не могло внушить ему оптимизма, поскольку тылы сражающейся армии, переполненные ранеными и беглецами, всегда представляют из себя довольно тяжелое зрелище. Испытывая самые мрачные предчувствия, Девис поехал дальше на звуки битвы и прибыл как раз вовремя, чтобы увидеть торжество конфедератов и бегство северян.
Первый же вопрос, который он задал Борегару, касался преследования отступающего врага, и Борегар толком не знал, как на него ответить. Вообще-то он отдал соответствущий приказ, когда вдруг поступило сообщение, что свежая неприятельская часть движется на Кемп-Пикенс — базу конфедератов около Манассаса. Борегар тут же отменил преследование. Сообщение оказалось ложным.
Цвет униформы в очередной и последний раз сыграл с южанами злую шутку, и то, что было принято ими за сильную неприятельскую часть, оказалось на поверку бригадой Джонса, возвращавшейся на свои позиции на нижнем Бул-Ране. Синий цвет ее обмундирования и послужил причиной [177] ошибки. Пока в ситуации окончательно разобрались, время было уже упущено, и враг ушел.
Но Девис не стал слишком строго взыскивать со своего генерала за эту оплошность. В конце концов он одержал в тот день громкую победу, плодами которой еще вполне можно было воспользоваться: дорога на Вашингтон была теперь открыта. Эта победа досталась южанам сравнительно недорогой ценой. Из 18 тысяч конфедератов, участвовавших в битве (остальные войска, расположенные на правом фланге, так и не сделали по неприятелю ни одного выстрела) 387 человек были убиты, 1852 ранены и 13 пропали без вести.
Потери 18572 северян, сражавшихся в этот день, были несколько тяжелее: 460 убитых, 1124 раненых, 1312 пропавших без вести, в основном взятых в плен. Впрочем, небольшими такие потери могли показаться лишь в сравнении с кровавыми гекатомбами Энтитема и Геттисберга, но для сытой, процветающей Америки, никогда не знавшей доселе по-настоящему кровопролитных войн, они были, конечно, шокирующими. Тогда, в июле 1861 года, большинство жителей как Севера, так и Юга и представить себе не могли, что впереди их ждут еще четыре года страшных испытаний, что грядут битвы, по сравнению с которыми это первое большое сражение покажется просто детской игрой в войну.