Греческая история

Ксенофонт

В то время как в собрании боролись между собой эти противоположные течения, выступил коринфянин Клител и сказал следующее: «Можно спорить о том, афиняне, кто первый начал враждебные действия... Но нас то разве можно упрекнуть, что мы после того, как мир был заключен, пошли на кого-нибудь походом, или захватили чье-либо имущество, или опустошили чужие владения? Однако, фиванцы вторглись в нашу страну, вырубили деревья, сожгли дома, награбили имущество и овец. Тут уж несомненно, что мы обижены; и если вы нам не поможете, то можно ли будет назвать ваше поведение иначе, как клятвопреступлением? Вдобавок вы нарушите этим ту самую присягу, о которой вы так заботились, чтобы она была принесена всеми нашими всем вашим союзникам». После этого в толпе раздались возгласы; все заявили, что замечание Клитела правильно и справедливо. После него выступил флиунтец Прокл со следующей речью: «Афиняне, для всех, думаю я, очевидно, что фиванцы, если им удастся устранить со своего пути лакедемонян, первым делом выступят против вас. Ведь из всех остальных они считают вас единственной помехой к тому, чтобы властвовать над всей Грецией. При таком положении вещей мне кажется, что, выступив в поход, вы станете не на защиту лакедемонян, а скорее на защиту вас самих. Я представляю себе, что вам будет гораздо тяжелее, когда предводителями греков будут фиванцы, враждебные к вам, и ваши ближайшие соседи, чем было тогда, когда ваши соперники находились вдали от вас. Вам выгоднее стать на свою защиту теперь, пока еще у вас есть союзники, чем после, когда они будут сокрушены и вы принуждены будете одни без всякой помощи бороться с фиванцами. Если же кто-либо из вас боится, что лакедемоняне, спасшись теперь от гибели, еще причинят когда-нибудь

вам заботы, то имейте в виду, что опасаться надо усиления власти не тех, кого вы облагодетельствовали, а тех, кого вы обидели. Примите во внимание и то, что и отдельным людям и государствам следует, находясь в расцвете сил и счастья, приберегать себе какое-либо благо, чтобы, оказавшись в нужде, они могли пользоваться плодами прежних трудов. Точно также и ныне кто-то из богов предоставляет вам случай сделать своими вечными и искренними друзьями лакедемонян, если вы, вняв их просьбе, окажете им помощь. К тому же недостатка в свидетелях ваших благодеяний по отношению к ним не будет: об этом будут знать прежде всего боги, от взоров которых ничто не ускользнет ни ныне, ни во веки веков; далее — за всем происходящим напряженно следят как ваши союзники, так и ваши враги, а кроме того и все остальные греки и варвары, — ведь всякий в этом так или иначе заинтересован. Поэтому, если они отплатят вам неблагодарностью, никто и никогда не проявит к ним сочувствия. Впрочем, надо надеяться, что они скорее окажутся благодарными людьми, чем негодяями: ведь, по общему мнению, они, как никто другой, на протяжении всей своей истории стремились к достославным делам и остерегались всякой низости. Кроме того, подумайте еще вот о чем. Если Греция когда-либо снова будет в опасности вследствие вторжения варваров, на кого вы сможете положиться с большей уверенностью, чем на лакедемонян? Кого приятнее иметь своими защитниками, чем тех, которые, стоя на страже Фермопил, пали все до одного, пожелав лучше погибнуть в бою, чем остаться в живых, но своим отступлением открыть врагу доступ в Грецию? Разве не справедливо, что и мы, и вы отнеслись с полным сочувствием к ним как за этот подвиг, который сделал их образцом доблести в наших глазах, так и потому, что этот их поступок дает повод надеяться, что они и в будущем окажутся такими же? Вам следует обнаружить свое сочувствие к ним хотя бы ради присутствующих здесь их союзников: те, которые сохранили им верность в таких несчастьях, будьте уверены, постыдятся быть неблагодарными и к вам. Правда, теперь лишь мы, представители мелких государств, выразили готовность повергнуться общей участи с лакедемонянами; но если ваш город присоединится к нам, то помощь лакедемонянам не будет состоять уже только из войск мелких государств. Афиняне, я уже прежде восхищался вашим государством, слыша, что вы даете прибежище всем приходящим сюда обиженным и предвидящим обиды. Теперь я не только слышу, но и вижу собственными глазами, что именитейшие из лакедемонян, а вместе с ними вернейшие из их союзников, пришли к вам с просьбой о помощи. Вижу я здесь и фиванцев, тех самых фиванцев, которым прежде не удавалось убедить лакедемонян обратить вас в рабство; ныне они просят вас бросить на произвол судьбы ваших спасителей, находящихся на краю гибели. Громкой славой пользуется дело ваших предков: передают, что они не допустили, чтобы погибшие под стенами Кадмеи аргивяне остались непогребенными. Ваш поступок будет еще более славным, если вы спасете от унижения и гибели лакедемонян еще живыми. Рассказывают и о другом благородном вашем поступке: как вы обуздали наглость Еврисфея и спасли детей Геракла. Но ваш поступок будет выше и этого благодеяния: вы спасете не только родоначальников, но и все государство. Ваш поступок будет верхом благородства: тем, которые спасли вас одной подачей голоса, не подвергаясь при этом никакому риску, вы придете на помощь с оружием в руках, готовые на всякую опасность. Если даже наши сердца преисполнились гордостью уже вследствие одного того только, что мы содействуем оказанию помощи доблестным людям, то неужели вам, которые в силах оказать им действительную помощь, не кажется, что вы поступите великодушно, если из всех поступков, совершенных лакедемонянами во время столь частой смены дружбы и вражды, вы забудете ныне все обиды, а вспомните только благодеяния, и отблагодарите их не только за вас самих, но и от имени всей Греции за то, что они проявили к ней истинное благородство?».

После этого афиняне стали совещаться; возражения были встречены несочувственно, и было решено выступить на помощь лакедемонянам всенародным ополчением. Предводителем похода был избран Ификрат. После того как жертвоприношения дали благоприятный результат, Ификрат устроил общий ужин в Академии [420] . Многие, как передавали, двинулись в путь еще раньше, чем Ификрат вышел из города. Затем двинулось все войско, предводимое Ификратом; воины охотно следовали за ним, думая, что их ждут впереди славные дела. По прибытии в Коринф Ификрат промешкал здесь несколько дней, и уже это промедление вызвало на него нарекания. Когда же он, наконец, двинулся отсюда, войско охотно следовало за ним, куда он его ни вел, и охотно шло на штурм при осаде крепостей. Из врагов, напавших на Лакедемонскую область, ушло много аркадян, аргивян и элейцев: будучи непосредственными соседями лакедемонян, они уводили к себе на родину пленных и уносили с собой награбленное добро. Фиванцы и остальные враги хотели уже удалиться из Лакедемонской области. Причиной этого было то, что их войско убывало с каждым днем; они видели это и видели также, что запасы истощаются, будучи частью израсходованы, частью расхищены, частью растеряны или сожжены. Вдобавок наступила зима, побуждавшая всех думать о возвращении. Как только враги удалились из Лакедемонской области, и Ификрат увел афинян из Аркадии в Коринф. Я не отрицаю, что во многих других случаях Ификрат проявил себя прекрасным полководцем; однако, все маневры, предпринятые Ификратом в описываемое здесь время, я нахожу частью бессмысленными, частью бесполезными. Так, он задумал поставить гарнизон в Онее, дабы беотийцы не могли вернуться на родину, но в то же время оставил незащищенным самый лучший проход близ Кенхрей. Далее, желая узнать, не прошли ли уже фиванцы мимо Онея, он послал на разведку всю афинскую и коринфскую конницу. Однако же небольшой отряд в состоянии наблюдать с не меньшим успехом, чем большое войско; при необходимости же отступления маленькому отряду гораздо легче и найти пригодную дорогу и уйти, не производя шума. Послать же большой отряд, но тем не менее далеко уступающий силам противника, полнейшая нелепость. Точно также при этом конница, вследствие своей многочисленности, занимала большое пространство; поэтому, когда пришлось отступать, многие были вынуждены двигаться по крайне трудному пути, причем погибло не менее двадцати всадников. Итак, фиванцам удалось уйти по заранее намеченному плану.

420

См. коммент. к кн. II, гл. 2, §8.

КНИГА СЕДЬМАЯ

В следующем году прибыли в Афины полномочные послы от лакедемонян и их союзников для выработки условий будущего союза лакедемонян с афинянами. После ряда речей, произнесенных как афинянами, так и не-афинянами, в которых указывалось, что в основу соглашения должно быть положено полное равенство договаривающихся, выступил флиунтец Прокл и произнес следующую речь:

«Афиняне! Ввиду того, что вы почли за благо вступить в дружбу с лакедемонянами, нужно, кажется мне, тщательно заботиться о том, чтобы эта дружба была как можно более долговечной. Если условия договора будут таковы, что они окажутся наиболее подходящими для обеих сторон, то и самое соглашение, само собой разумеется, будет наиболее прочным. В особом рассмотрении нуждается только вопрос о гегемонии; в прочих пунктах почти нет разногласий. Ваш совет уже дал свое предварительное одобрение предложению, по которому вам должна принадлежать гегемония на море, а лакедемонянам — на суше.

Мне кажется, что это разграничение не есть человеческое установление, — оно предопределено природой и божественным промыслом. Этому в высшей степени соответствует прежде всего географическое положение вашей страны: большая часть городов, нуждающихся в море, расположена вокруг вашего города, и все они слабее вашего отечества. Кроме того, у вас есть гавани, без которых невозможно стать могущественными

на море. Далее, у вас большой флот, и из поколения в поколение у вас выработалась привычка постоянно его увеличивать. Все те искусства, которые служат для морского дела, развиты на вашей родине. Опытом в морском деле вы также далеко превосходите всех других греков; ведь большая часть населения вашей страны находит себе пропитание морскими промыслами. Таким образом, каждый из вас, заботясь о своей личной пользе, одновременно с тем становится опытнее в морских боях. Прибавлю к этому еще то, что нет больше ни одной гавани, откуда могло бы одновременно выплыть так много триэр, как из вашей. Это крайне важно для разрешения вопроса о гегемонии, потому что все государства наиболее охотно собираются вокруг того, кто и без них достаточно силен. Вдобавок боги даровали вам удачу в морском деле: в целом ряде величайших морских сражений вы одержали, в огромном большинстве случаев, победы, проиграв лишь очень немного боев. Поэтому вполне естественно, что ваши союзники подвергнутся опасности в морском бою охотнее всего под вашим предводительством. То, что верховное попечение о флоте должно принадлежать вам и необходимо вам, ясно из следующего. Когда-то лакедемоняне воевали с вами много лет подряд, но, несмотря на то, что им удалось овладеть вашей страной [421] , они ничуть не приблизили вас этим к окончательному поражению. Но когда случилось так, что боги даровали им победу в морском бою [422] , тотчас же вы оказались всецело в их власти. Из этого очевидно, что залог вашего спасения в море. При таком положении дел разве справедливо было бы, если бы вы позволили предводительствовать на море лакедемонянам, которые прежде всего и сами соглашаются, что вы опытнее их в морском деле? Далее, идя в морской бой, вы и они подвергаетесь далеко не одинаковой опасности: они рискуют только корабельным экипажем, вы же ставите на карту ваших детей, жен и все ваше государство.

421

Благодаря занятию Декелеи в 421 г.

422

При Эгоспотамах в 404 г.

Таково ваше положение в этом деле; теперь рассмотрим, в каком положении лакедемоняне. Прежде всего заметим, что они живут в глуби материка, поэтому, имея преобладание на суше, они смогут прекрасно просуществовать, даже если будут отрезаны от моря. Понимая это, они с самого раннего возраста упражняются в искусстве сухопутной войны. Далее, в военном деле самое важное — это повиновение начальству; и вот у лакедемонян наилучшая дисциплина в сухопутном войске, а у вас в морском. Затем, подобно тому, как у вас во флоте, у них в сухопутном войске все организовано так, что они могут в кратчайшее время двинуть наибольшее количество вооруженных сил. Поэтому естественно, что, присоединяясь к ним, союзники чувствуют себя в наибольшей безопасности. Сверх того, подобно тому как божество даровало вам удачу на море, точно также оно даровало им удачу на суше: участвуя в целом ряде сухопутных сражений, они почти всегда выигрывали их и очень редко терпели поражения.

То, что им руководство сухопутным войском не менее необходимо, чем вам руководство флотом, — ясно из всего хода известных нам событий. Вы вели с ними много лет войну, многократно побеждали на море, и тем не менее вам никогда не удавалось поставить их в безвыходное положение. Но, когда один раз случилось, что они были побеждены на суше [423] , им тотчас же пришлось опасаться за своих детей, жен и все государство. Так не ужасно ли было бы для них предоставить другим власть на суше, тогда как они наиболее искусны в сухопутной войне? Таково мое мнение, вполне согласное с предварительным решением совета. Я думаю, что это решение будет наиболее полезным для вас обоих. Обсудите же и найдите счастливый и наилучший для всех выход».

423

При Левктрах; см. кн. VI, гл. 4, §9 и след.

После этой речи раздались одобрения: она пришлась по душе и афинянам и присутствующим там лакедемонянам. Однако, вслед затем выступил Кефисодот с такими словами:

«Афиняне, неужели вы не понимаете, что вас обманывают? Уделите мне немного внимания, и я вам это сейчас же разъясню. Допустим, что вы будете начальствовать на море. Лакедемоняне, будучи вашими союзниками, конечно, пошлют во флот своих граждан начальниками триэр, пожалуй, еще и морскими воинами; матросами же на их судах будут, само собой разумеется, либо гелоты, либо наемники. Вот над ними-то вы и будете предводительствовать. Когда же лакедемоняне прикажут вам выставить свои контингенты в сухопутное войско, вы несомненно пошлете ваших гоплитов и всадников. Таким образом, они окажутся предводителями вас самих, а вы — только их рабов и общественных отбросов. Отвечай-ка мне, лакедемонянин Тимократ, не говорил ли ты только что, что ты прибыл сюда, чтобы хлопотать о союзе на началах полного равноправия сторон?»

«Да, — отвечал тот, — я говорил это».

«В таком случае, — возразил Кефисодот, — не будет ли более соответствовать идее равенства, если обе стороны будут поочередно начальствовать то над флотом, то над сухопутным войском? При этом вы получите свою долю в тех выгодах, которые представляет начальствование над морем, а мы — в тех, которые связаны с командованием на суше».

Услышав это, афиняне передумали и постановили, чтобы каждой стороне принадлежала верховная команда в течение пяти дней.

Затем афиняне, лакедемоняне и их союзники выступили походом в Коринф. Здесь они решили вместе охранять Оней. Когда фиванцы и их союзники выступили в поход, они выстроились с целью охраны в разных местах Онея; при этом лакедемоняне и пелленцы заняли наиболее доступное для нападения место. Фиванцы и их союзники, подойдя на расстояние в тридцать стадий к этим гарнизонам, расположились лагерем на равнине. Затем они выступили против лакедемонского гарнизона с таким расчетом, чтобы подойти к нему вплотную перед рассветом. Они не ошиблись в расчете и напали на лакедемонян и пелленцев, когда уже были сняты ночные караулы и солдаты, только что встав со своих постелей, отправляли разные потребности. В этот момент фиванцы, будучи в полной боевой готовности и выстроенные в боевой порядок, напали на них, не успевших ни приготовиться, ни выстроиться. Те, которым удалось спастись в этом столкновении, бежали на близлежащий холм. При этом лакедемонский полемарх имел полную возможность, присоединив к себе какое угодно количество союзнических гоплитов или пельтастов, удержать за собой это место, — съестные припасы он мог беспрепятственно получать из Кенхрей. Однако, он не сделал этого, а несмотря на то, что фиванцы были в затруднении, не зная, как им спуститься со склона гор, обращенного к Сикиону, и даже подумывали возвратиться обратно, — заключил перемирие с фиванцами, по общему мнению более выгодное для них, чем для лакедемонян. Затем он отступил и увел с собой своих воинов.

После этого фиванцы в полной безопасности спустились с горы и соединились со своими союзниками аркадянами, аргивянами и элейцами; затем они тотчас же пошли приступом на Сикион и Пеллену, после чего отправились походом на Эпидавр и опустошили всю Эпидаврскую область, и вернулись преисполненные высокомерного презрения ко всем своим противникам. Приблизившись к Коринфской городской крепости, они устремились бегом к воротам, от которых идет дорога на Флиунт, с целью вторгнуться через них, если они окажутся случайно открытыми. Навстречу им вышли из города легковооруженные [424] и встретились с «отборным отрядом» фиванцев на расстоянии менее четырех плефров от городской стены. Коринфяне взобрались на надгробные памятники [425] и другие возвышенные пункты и стали метать стрелы и дротики в фиванцев, причем в первых рядах было убито очень много людей, и фиванцы обратились в бегство. Их преследовали на расстоянии приблизительно трех или четырех стадий. После этого коринфяне унесли все трупы и собрали их около городских стен. Фиванцы просили перемирия и выдачи трупов, коринфяне удовлетворили их просьбу и поставили трофей. Этот случай поднял бодрость духа у лакедемонских союзников.

424

Афиняне под предводительством Хабрия. Диодор, XV. 69. См. коммент. к §15.

425

См. коммент. к кн. III, гл. 2, §14.