Грех и чувствительность
Шрифт:
Он сделал шаг вперед и поднял руку, чтобы смахнуть слезы с ее щек.
– Элинор, дай мне возможность объяснить…
– Ты находился рядом со мной, потому что действительно хотел помочь? Я была тебе не совсем безразлична? Или ты просто пытался отвлечь меня и взять под контроль? Чтобы я чего-нибудь не натворила и не нарушила размеренное течение жизни всех остальных? Если мои братья верят тебе, то, как же ты мог вести себя так не по-джентльменски по отношению ко мне? Я верила тебе, я делилась с тобой своими мыслями. Как ты мог, не сказан, мне, что всего-навсего приставлен шпионить
Валентину хотелось как-то объясниться, но, прежде чем он сумел найти подходящие слова, она выбежала из кабинета, захлопнув за собой дверь с таким грохотом, что в окнах задребезжали стекла. Он сжал кулаки, но остался на месте. Может быть, оно и к лучшему, что Элинор не дала ему возможности объяснить свои поступки. Он уже так запутался, что, вряд ли мог бы сказать что-нибудь толковое.
– Не пояснишь ли мне, о чем шла речь? – холодным тоном поинтересовался Мельбурн.
– Она не знала, что ты просил меня стать кем-то вроде ее няньки, – промямлил Валентин, в глубине души уже ругая себя за то, что ввязался в эту историю. Он с самого начала понимал, что, вмешиваясь в дела Гриффинов, совершает серьезную ошибку.
– Я говорю не о том, что она не знала о твоем участии в этом деле. Она упомянула кое-что еще…
– Что за «неджентльменское» поведение продемонстрировал ты Нелл? – прервал его Шей, схватив Валентина за плечо. – Я предупреждал тебя, чтобы ты ее не расстраивал, черт тебя побери!
Валентин сбросил с плеча его руку, собрав последние остатки выдержки, чтобы не пустить в ход кулаки.
– Ты прервал мой завтрак, – проворчал он, поворачивая к двери. – Если не возражаешь, я поеду и продолжу его.
– Я хотел бы получить ответы, – настаивал Себастьян.
– Представь себе, я тоже, – огрызнулся Валентин, распахивая дверь.
Шей хотел, было преградить ему путь, но Мельбурн жестом остановил его.
– Пусть идет. И не возвращайся, Деверилл, пока не сможешь объяснить свои поступки.
– Шли бы вы все куда подальше, проклятые собственники! Это была твоя идея, Мельбурн, не моя.
Поскольку Шарлемань приезжал за ним в своем экипаже, было лишь справедливо воспользоваться им же для возвращения домой. Сердито взглянув на кучера, он открыл дверцу и сел в экипаж.
– Корбетт-Хаус. И поскорее.
– Слушаюсь, милорд.
Экипаж покатил вперед, но неожиданно снова остановился. Выругавшись, Валентин распахнул дверцу и выглянул наружу.
– Проклятие, я ведь сказал…
Перед упряжкой, уперев в бока руки, стояла Элинор.
– Подожди минутку, Фредерик, – сказала она кучеру дрожащим голосом. – Мне нужно поговорить с твоим пассажиром.
Глава 19
– Я не расположен к разговорам, Элинор, – оборвал он ее. – Уйди с дороги.
Она тоже была не расположена к светской беседе, но твердо вознамерилась не отпускать Деверилла, пока он не даст ей объяснений. И что бы он ни сказал, это позволило бы ей снова дышать, потому что в данный момент воздуха ей не хватало настолько, что ей показалось, будто она умирает.
– Не вздумай трогаться с места, Фредерик, – приказала она кучеру, отступая с дороги к дверце
Валентин, прищурившись, распахнул перед ней дверцу и тут же пересел в самый дальний угол экипажа. Судя по всему, он не имел намерения помогать ей, поэтому Элинор, подхватив одной рукой юбки, взобралась в экипаж сама.
Валентин сидел, скрестив на груди руки. Как бы она ни была сердита, выражение его лица заставило ее чуть помедлить. Не многие отваживались злить маркиза Деверилла. Он редко терял самообладание, но отличался ни редкость крутым нравом. Элинор, несомненно, вывели его из себя, а ее братья подлили масла в огонь.
Но она тоже была взбешена, причем по более веской причине. Девушка ему не лгала. По существу, он был единственным человеком, которому она выкладывала всю правду. А он ей лгал.
– Ты поставила меня в дурацкое положение, хотя могла бы этого не делать, – заявил он.
Она почувствовала, что вот-вот взорвется.
– Я просто верила тебе, Деверилл. Он презрительно фыркнул.
– Похоже, это твоя ошибка.
Она долго смотрела ему в глаза, пытаясь, раз и навсегда понять, что за человек Валентин Корбетт на самом деле и можно ли надеяться когда-нибудь решить, его загадку. Элинор отчетливо сознавала, что того Валентина, который находился рядом с ней в ту ночь у пруда, сегодня уже нет. А ей необходимо поговорить именно с тем, прежним Валентином, которому она отдала самое дорогое, а не с этим легкомысленным, циничным повесой, который ускользает от прямых вопросов, не способен ни на йоту поступиться своими холостяцкими принципами.
– Я не собираюсь плакать и напоминать, что ты воспользовался моей доверчивостью и обесчестил меня. Я пошла на это, хорошо сознавая, что делаю.
– Приятно слышать, – заметил он.
– Помолчи. – Элинор сделала глубокий вдох. – Все, что я хотела, – это немножко свободы, одно-единственное приключение.
– Я тебе его дал.
– Ошибаешься. Ты говорил, что ты мой друг и понимаешь, мои чувства, а сам, оказывается, выполнял приказания Мельбурна. Хотя я уверена, что он еще не осведомлен обо всех подробностях, – сказала она. Если бы Себастьян узнал всю правду, то либо она, либо Валентин были бы уже мертвы или в срочном порядке покинули страну. – И все это время ты прекрасно знал пределы, за которые не должна выходить моя свобода, и имел предписание не, позволить мне преступить их. Себастьян обязал тебя следить, чтобы я не сделала что-нибудь действительно непристойное, и ты согласился выполнять его поручение.
– Ты сама решила довериться мне. Это был твой выбор.
– И я больше не повторю этой ошибки. Я не ребенок, за которым надо следить, чтобы он не объелся сладостей. Я взрослый человек. И мне казалось, что ты заслуживаешь доверия. Не глупо ли? Будь, уверен, что мое следующее приключение не будет иметь ничего общего с тобой. – Она втянула воздух сквозь стиснутые зубы. – Тебе следовало обо всем рассказать мне.
– Разве это что-нибудь изменило бы?
– Конечно. Я нашла бы кого-нибудь другого – человека, который не обязан докладывать о каждом разговоре Мельбурну.