Грехи девственницы

Рэндол Анна

Наставники учили Мадлен всегда употреблять в постели ласковые прозвища. Делалось это для того, чтобы не выкрикнуть в самый неподходящий момент имя другого мужчины, которое надо сохранить в тайне.

Но имя Гейбриела само соскальзывало с языка Мял пен. Это было так же естественно, как дыхание.

Вместо того чтобы раздумывать над этим весьма тревожащим ее обстоятельством, Мадлен спрыгнула с колен Гейбриела, прежде чем он снова успел ее остановить.

— Перед тем как меня так грубо перебили, я говорила…

— Грубо?

Мадлен

улыбнулась.

— Приятно.

— Приятно?

Мадлен рассмеялась и увернулась от попытавшегося схватить ее Гейбриела. Если он ее поймает, у нее не будет возможности доставить ему удовольствие, а Мадлен ужасно этого хотелось.

— Невероятно изысканно.

Гейбриел сидел на бортике фонтана с вздымающейся грудью.

— Уже лучше.

— Я хочу доставить тебе удовольствие, Гейбриел.

Он судорожно выдохнул, и на его руках, крепко вцепившихся в бортик, явственно проступили тугие мышцы.

— Мадлен, я не ждал этого от тебя. Я не думаю о тебе, как о…

Мадлен прервала его рассуждения поцелуем.

— Ты в самом деле собираешься мне отказать?

Гейбриел с минуту изучающе смотрел ей в глаза, а потом выдохнул:

— Я не настолько благороден.

Мадлен жестом пригласила его встать на ноги, расстегнула брюки и стянула их вниз. С истинно женской улыбкой наслаждения Мадлен взяла в руку шелковистую тугую плоть и провела по ней пальцами. Гейбриел сжался от напряжения. Если бы не пульсирующий под ладонью Мадлен жар, его можно было принять за мраморную статую. Очень соблазнительную статую.

Мадлен опустилась на край фонтана, обхватила тугую плоть мужчины губами, а потом отстранилась.

— Разве ты не рад, что я не леди?

Но Гейбриел, казалось, лишился дара речи. Он не произносил ни слова, лишь время от времени с его губ срывался стон. Мадлен быстро научилась читать его тело. Сжатые кулаки. Напрягшиеся ягодицы. Вибрацию тугих мышц на животе. Все это помогало Мадлен в поиске наиболее чувствительных мест на его теле, предпочитаемого им ритма и ощущений.

Мадлен тщательно запоминала каждое новое открытие, прибавляя его к своему и без того богатому арсеналу и сводя Гейбриела с ума. Опыт подсказал ей, что он вот-вот взорвется, и она на мгновение отстранилась, но лишь для того, чтобы возвести его на вершину блаженства.

Мадлен не лгала, когда сказала, что все эту нужно ей самой. Ей нравилось ощущение тугой плоти в руках, нравилось ощущение собственной власти над этим мужчиной.

А еще ей ужасно нравилось, что он смотрел на нее так, будто никогда не видел в своей жизни ничего подобного. Мадлен не испытывала тщеславия из-за своей красоты. Но Гейбриел заставлял ее двигаться по залу с горделивой улыбкой на устах.

Мадлен боялась, что никогда не насытится Гейбриелом, и поэтому ласкала его страстно и изысканно. Только ее искусство заставило Гейбриела наконец прервать молчание. Он в последний раз подался вперед, и имя Мадлен вырвалось из его горла сдавленным стоном, от которого чувственная дрожь пробежала по ее спине.

Когда Гейбриел замер, Мадлен медленно отстранилась от него. Палец мужчины коснулся ее щеки в неспешной ласке, после чего он надел брюки и поднял с земли тогу Мадлен и свою одежду.

Теперь, когда снедавшее ее желание было наконец удовлетворено, Мадлен ощутила холод и зябко повела плечами. Она встряхнула перепачканную тогу и поспешно натянула ее на себя.

Странно, но за все десять лет своей работы Мадлен никогда не оставалась с мужчинами, которых соблазняла. Средства, которые она подмешивала им в напитки, действовали через несколько минут, погружая их в глубокий сон. Мадлен оставляла их, прихватив в собой информацию, за которой ее и посылали.

И все же робость никогда не была ей присуща, поэтому она улыбнулась Гейбриелу.

Однако улыбка быстро померкла. Глупая сентиментальность тоже была не в ее характере. Да, Гейбриел испытывал к ней теплые чувства, но не более. Зачем выдумывать?

Кроме того, он ни за что не примет ее назад, когда она продаст свою девственность. И несмотря на то что ей действительно было что продать, невинность она потеряла много лет назад.

Она была проституткой.

Разве этим не все сказано? Разве она только что не доказала это?

Нет, их занятие любовью не было бездушным, чисто механическим, но Мадлен даже под страхом смерти не согласилась бы выяснить, каким именно оно было.

— Все, неудовлетворенность больше нам не мешает. — Однако Мадлен знала, что это ложь, несмотря на то, что слова все же слетели с ее языка. Ей хватило одного взгляда на Гейбриела, чтобы желание вспыхнуло с новой силой. — Мы достаточно взрослые, чтобы доставить друг другу удовольствие, но при этом не позволить ему смешать наши планы.

Гейбриел сжал губы.

— И после того, что случилось, ты спокойно возобновишь свой аукцион?

Мадлен пригладила подол тоги.

— Ты же знаешь, что я не собиралась его останавливать.

Она направилась к дому, прежде чем Гейбриел успел что-либо возразить.

Глава 24

— Стало быть, ты хочешь все рассказать этому полицейскому, — произнес Йен и еще раз приподнял крышки на стоящих на столе блюдах. — Кентербери меня недолюбливает, или ты всегда так питаешься?

Мадлен схватила с тарелки друга половинки яиц, которые он туда положил.

— Если не нравится, можешь не есть. Никто же не заставляет.

Йен хмуро придвинул тарелку к себе и запихнул яйца в рот.

Клейтон смиренно наблюдал за перебранкой друзей, намазывая хлеб маслом так же тщательно, как делал все в своей жизни.

— Йен сказал, что Хантфорд рыскал по твоему дому несколько дней назад.

Мадлен кивнула. Это почему-то совсем ее не удивило.

— Думаешь, я позволила бы себе заснуть, если б в моем доме хранилось что-то компрометирующее?