Грехи девственницы
Шрифт:
Айнхерн принялся комкать подол своей ночной сорочки.
— Пару раз я рассказывал о ней, когда был пьян. — Его слабый голос молил о пощаде, в то время как глаза сладострастно пожирали Мадлен.
Гейбриел заслонил собой женщину. Ей уже пришлось однажды пережить встречу с этим чудовищем, и Гейбриел не хотел чтобы она испытала это еще раз.
— Итак, вы приняли предложение и трижды пытались ее убить.
— Но, как видите, не преуспел в этом.
Руки Гейбриела сжались в кулаки, когда он
— Покушение на убийство карается казнью, также, как и само убийство.
— Я не виноват, что все пошло не так. В моих планах было…
— Да вы не в состоянии воплотить в жизнь какой бы то ни было план, даже если кто-то его разжует и положит вам в рот. — Мадлен встала рядом с Гейбриелом с горящими гневом глазами.
Стоило догадаться, что она не станет прятаться за его спиной. Даже от такого чудовища, как Айнхерн. Гейбриел непременно поцеловал бы ее, если б это можно было сделать.
— Просто смешно, что это говоришь ты…
Мэддокс предупредительно кашлянул.
— …женщина. — Ноздри Айнхерна затрепетали от гнева.
— Даже женщине не пришло бы в голову писать письмо человеку, на которого собираешься совершить покушение.
Айнхерн недоуменно сдвинул брови.
— Письмо? Тебя кто-то предупредил? Безумец Тул, да? Или тот человек, которого я нанял в театре?
— Мы говорим о записке с угрозами, — пояснил Мэддокс.
— Я ничего не знаю ни о какой записке…
— О той, что вы оставили на ступенях моего дома.
— Я никогда не бывал возле вашего дома.
Мэддокс откашлялся.
Айнхерн отшатнулся и тяжело задышал.
— Нет, не надо меня казнить. Я ведь ответил на все ваши вопросы.
— Да, но мне нужны правдивые ответы.
— Так я и не лгу, клянусь!
— В таком случае, что вам известно о Париже? — спросила Мадлен.
Глаза Айнхерна расширились от неподдельного удивления.
— Хватит с меня ваших уловок! Вы хотите загнать меня в угол. Я ничего не знаю о Париже. А с тобой встречался в Берлине.
— Дьявол! — еле слышно пробормотала Мадлен, сжимая руку Гейбриела.
Гейбриел накрыл ее пальцы своими.
— С тобой все в порядке?
— Он говорит правду. Он слишком низок ростом, чтобы быть тем человеком, что угрожал мне на балу. И если он ничего не знает о Париже, значит…
Мадлен не нужно было продолжать. Гейбриел и так понял, что она имеет в виду.
Айнхерн был не единственным, кто желал ей смерти.
Глава 28
Мадлен не собиралась навешать мать Гейбриела. Она хотела послать письмо с извинениями, но вместо этого сидела в уютной гостиной, а Беатрис суетилась вокруг нее. Наливала чай, накладывала в тарелку печенье и готовила угощение для полицейского, сопровождающего Мадлен. Мать Гейбриела двигалась с простотой женщины, которая чувствует себя комфортно в собственном доме и собственном теле.
Несмотря на отточенную годами выдержку, Мадлен испустила полный тоски вздох.
— Это идет из глубин вашей души.
Мадлен закусила губу.
— Просто устала.
Беатрис внимательно посмотрела на гостью.
— И не только от аукциона, полагаю.
Как же Мадлен хотелось рассказать все, облегчить душу перед этой женщиной. Но у нее никогда не было подруг, поэтому она даже не представляла, с чего начать. Но даже если б и представляла, то не решилась бы обсуждать с Беатрис корень всех проблем — Гейбриела.
Пока Мадлен обдумывала ответ, Беатрис принялась болтать о погоде и своих учениках, делая вид, что не замечает отрешенных кивков Мадлен. И вскоре забавные истории, рассказываемые пожилой женщиной, заставили ее забыть о снедающих ее проблемах.
Несколько минут спустя в гостиную вошел дворецкий, неся на серебряном подносе визитную карточку.
Взглянув на карточку, Беатрис замолчала на полуслове. Она взяла ее с подноса и провела по ее краю кончиком пальца.
— Он рано сегодня. — Она кивнула дворецкому. — Меня нет дома. Как всегда. — С этими словами она положила карточку на стол и поспешила к окну, встав возле него так, чтобы ее нельзя было заметить с улицы.
Мадлен взглянула на визитку, и у нее перехватило дыхание.
Маркиз Нортгейт.
Осознавая, что поступает ужасно грубо, она поднялась с дивана и встала рядом с Беатрис.
— Вон он. Высокий мужчина в голубом сюртуке.
Мадлен не видела лица удаляющегося Нортгейта, но ступал он так же величаво и решительно, как и его сын. Маркиз то и дело замедлял шаг, как если бы раздумывал уходить.
— Он приходил сюда и раньше? Если он вам докучает…
— Нет! — Беатрис печально поморщилась и смиренно продолжала: — Он мне не докучает. И если бы я была чуть лучше, я бы приказала дворецкому прогнать его раз и навсегда, вместо того чтобы каждый день принимать от него визитки.
— Каждый день?
Беатрис вернулась к дивану и взяла со стоящего рядом столика лакированную шкатулку. Внутри розными рядами лежали сотни визитных карточек.
— Он приходит каждый день, с тех самых пор, как перестал носить траур по усопшей жене.
— И как давно это продолжается?
— Почти год.
— Он приходит к вам столь часто на протяжении целого года, и вы до сих пор не впустили его?
Беатрис кивнула. То, с какой нежностью она взяла со стола карточку, говорило красноречивее слов.