Грехи империи
Шрифт:
– Не нравится то, чем ты?.. – прошипела она. – Дело не в том, что мне это не нравится, Микель. А в том, что ты черношляпник! Мой папа – твой дедушка [3] – был чистокровным пало. Твой отец погиб, сражаясь с кезанцами за нашу свободу. Что бы они подумали, увидев тебя в таком наряде? Ты не понимаешь, кем стал, Микель? Ты же бандит! Каждый день твоей работы на Линдет – это ещё один день, когда ты втаптываешь в грязь своё происхождение.
– Погоди. – Микель чувствовал, что тоже начинает закипать. – Это уже слишком. Я не бандит. Я никого не бью. Я обучаю, работаю посредником. Меня уважают за то, что я делаю.
3
В начале книги в разговоре с Фиделисом Джесом Микель подтвердил, что он на четверть пало по бабушке. Но матери, конечно, виднее (прим. пер.).
– Это не уважение, если оно основано на страхе.
– Я о людях, с которыми работаю.
– А я говорю о людях, которых вы, черношляпники, топчете в пыли. Я же не дура. Я читаю газеты и слушаю сплетни. Даже Линдет не может пресечь все новости в этом городе. Знаешь ли ты, что всего через две улицы от моего дома черношляпники убили девушку за то, что она раздавала листовки? Листовки, Микель!
Микель оглянулся через плечо.
– Пожалуйста, мама, говори тише.
– Или что? Бросишь меня в застенки «Шляпного магазинчика»? Собственную мать? Я считаю Линдет настоящей стервой, и мне всё равно, кто это услышит. Она тиран, а вы, черношляпники, её громилы, а я не хочу, чтобы мой сын был связан с ними. Это что, слишком?
Она говорила всё громче, пока Микель не уверился, что её слышно на всю улицу.
– Я не... это не... мама, всё гораздо сложнее.
Мать сделала несколько глубоких вдохов, её челюсть дрожала. Он уже много лет не видел её такой взвинченной и решил, что это из-за убийства той девушки. Возможно, в мире Микеля это обычное дело, но его мать потрясло до глубины души.
– Ты хороший мальчик, – тихо сказала она. – Но каждый раз, когда я вижу тебя в этом наряде, я вспоминаю, во что ты ввязался.
– Мне жаль, – снова сказал он. – Это просто...
Вдруг мать подняла сумочку и, порывшись в ней, сунула что-то в лицо Микелю. Он рассеянно взял этот предмет, пытаясь закончить фразу, но когда рассмотрел брошюру, его сердце упало. На обложке были напечатаны теперь уже знакомые слова «Грехи империи».
– Где ты это взяла? – потребовал он.
– Вчера их раздавал один милый молодой человек. Ты должен прочитать это, Микель. Это та правда, которую ты должен услышать.
– Кто? – сердито спросил он. – Какой молодой человек?
Мать отступила на полшага, ошеломлённо уставившись на него, и вздёрнула подбородок.
– Так я тебе и сказала. Я пытаюсь тебе помочь, и ты должен хоть раз выслушать меня. Этот памфлет...
– Я знаю всё об этом памфлете. – Микель засунул его в карман и, подталкивая мать дальше в переулок, настойчиво прошептал: – Мама, нельзя, чтобы это видели у тебя. Как раз сейчас с этой самой штукой разбираются, и если её у тебя найдут, то могут…
– Что они могут? Бросить старуху в тюрьму?
– Они могут!
– Ну и пусть, – огрызнулась она. – Не принимай меня за старую бестолковую дуру. Мы с твоим отцом участвовали в протестах против кезанцев в Малой Старле. Во время войны я заряжала мушкеты для Тринадцатого. Я выдержу тюрьму.
– Тут всё не так, тут...
– Беспокоишься о своей карьере? – снова перебила она. – Беспокоишься, что старая мать разрушит твои шансы на продвижение?
– Да! – прошипел Микель.
– Вот и отлично! Я всё равно не хочу, чтобы ты получал повышение в этом проклятом гадючьем гнезде.
Микель раздражённо вздохнул и зашагал было к выходу из переулка, но вернулся. Эта ссора повторялась много раз и всегда кончалась одинаково. Он пытался заставить её молчать, она угрожала, что поставит крест на его карьере, потом он пару месяцев к ней не заглядывал, а она опять погружалась в свои книги.
– Мастер приходил? – тихо спросил он.
– Пф. Приходил. Я не хочу, чтобы ты ремонтировал мой дом на деньги черношляпников.
Микель замер, уставившись на неё.
– У тебя крыша протекала.
– Мне это не мешает.
– Вода погубит твои книги, – попытался он урезонить её.
– Я достану ещё.
– Ты слишком упряма, мама.
– Ну и пусть. Деньги черношляпников пропитаны кровью моего народа. Нашего народа.
– Мама, ты же только наполовину пало.
– И я горжусь этой половиной!
Микель расхаживал взад-вперёд, несколько раз мысленно начиная фразу и тут же останавливаясь, чтобы не выпалить чего-нибудь обидного. Наконец он достал из кармана «Грехи империи».
– Пожалуйста, мама, просто сделай мне одолжение и не прикасайся именно к этому памфлету. Если железные розы схватят тебя с ним, это никому не принесёт ничего хорошего.
Она снова хмыкнула – примерно на такой ответ он и рассчитывал. Микель открыл рот, но тут из-за угла выглянул продавец из книжного магазина.
– В чем дело?
– Ваши книги, сэр, – ответил тот и вручил аккуратно завёрнутый свёрток. Микель посмотрел на свёрток, а потом на мать.
– Это тебе, – спокойно сказал он.
Она взяла довольно увесистый свёрток, и по её лицу Микель понял: она сразу догадалась, что там. Интересно, когда в последний раз она могла позволить себе книги в кожаных переплётах? Она протянула их обратно.
– Я не возьму книги, купленные на деньги черношляпников.
Микелю захотелось встряхнуть её.
– Просто возьми их, мама.
– Нет!
Продавец слегка кашлянул, явно смущённый, и Микель повернулся к бедняге.
– Проследите, пожалуйста, чтобы она больше никогда не платила здесь за книги. Понятно? Я проверю, и если узнаю, что вы взяли с неё деньги хотя бы за один дешёвый роман, я сожгу ваш проклятый магазин дотла.