Гремучая смесь
Шрифт:
— А ты не уйдешь?
— Ни, боже мой, — заверяю ребенка. — Я в доме буду.
— Хорошо.
— Погуляешь с ним? — обращаюсь к Саше.
Александр серьезно разглядывает нас с Ванькой.
— Без вопросов, — отвечает и протягивает руки к ребенку.
— Можете еще поплавать, — предлагаю, зная, как Ваньке нравится плескаться в воде.
— Ты как? — обращается Саша к мальчику.
Тот кивает, соглашаясь, но, на всякий случай еще раз переспрашивает:
— Ты дома будешь?
— Зуб даю, — заверяю его.
Почему-то
— И что ты еще задумала? — спрашивает Саша, когда мы остаемся на лестнице одни.
— Ничего особенного.
— Надеюсь, не собираешься тайком смыться, оставив меня с ребенком?
— Я же пообещала, — напоминаю ему.
— Ну, о'кей. Тогда мы пошли.
Ванька выходит из своей комнаты, и они уходят плавать.
Как только остаюсь в доме одна, решительно иду в комнату Родимцева.
У него идеальный порядок. Кровать застелена, вещи разложены. Ничего, это мы сейчас исправим. Оглядываюсь в поисках сумки или рюкзака повместительнее, но ничего нужного не нахожу. Ладно, у меня есть чемодан. Возвращаюсь к себе, беру свой чемодан и, пыхтя, как паровоз, тащу его в Родимцевскую спальню.
Я с таким трудом упаковала свой гардероб, еле-еле закрыла чемодан, а теперь приходится все начинать заново.
Откинув крышку, достаю свои вещи. Бросаю их прямо на пол. Когда все выложено, поднимаюсь, подхожу к шкафу и, стараясь сдержать дрожь в руках, начинаю упаковывать вещи Павла.
Да-да, именно. Хватит с меня. Пусть уходит к своей драгоценной Аданне. А мы будем жить с Ванькой. В конце концов, у меня долгосрочный контракт. И Ваньку я не оставлю. А он пусть живет, как хочет.
Идея бредовая, но в тот момент я уверена, что лучшего выхода из сложившейся ситуации попросту нет. И волки сыты, и овцы целы.
Я почти заканчиваю, когда от двери раздается удивленное:
— Зачем тебе его трусы? На память или носить будешь?
Оставляю в покое мужское белье и отвечаю Саше:
— Мне ни к чему, а Родимцеву пригодится.
— Он что, опять куда-то уезжает? А я почему не знаю?
— Не переживай, — отвечаю, — он тоже не знает.
— Слушай, — говорит Саша, — скажи честно, что происходит.
— Где ребенок?
— В саду. Я за панамкой поднялся, тебя нигде нет. Смотрю — дверь открыта. Вот заглянул, а ты тут, с труселями развлекаешься.
— Я вещи собираю.
— Это я вижу. Только не понимаю, а зачем?
— Родимцев переезжает.
— Куда?
— К невесте, наверное. А может, еще куда. Не знаю.
— Подожди, — просит Саша, — я не догоняю. Объясни толком.
— Павел переезжает, — повторяю.
— Это он так решил?
— Это я так решила, — отвечаю. — И Ванька.
— А вот теперь я совсем ничего не понял.
— Саш, — прошу устало, — иди к ребенку. Я вещи соберу
— Да как скажешь, — соглашается Александр и оставляет меня одну.
Я обвожу взглядом комнату, пытаясь понять — ничего ли не забыто. Вроде нет, но в случае чего, ничто не мешает Павлу вернуться за нужной вещью.
Закрываю крышку, она, естественно, не закрывается. Я налегаю на нее всем телом, высунув язык от усердия. Бесполезно. Но я упорная.
И вот когда мне все-таки удается почти закрыть замок, меня опять отвлекают.
— И какого черта здесь происходит? — басит Родимцев.
От неожиданности подпрыгиваю, чемодан раскрывается, демонстрируя содержимое.
— Катерина, я не понял, — бухтит недовольно Павел.
Поворачиваюсь к нему лицом. Он стоит в дверях, загораживая проход. Большой, взъерошенный и совершенно дезориентированный. А из-за его плеча выглядывает она, счастливая невеста.
Представляю, как выгляжу со стороны. В домашний шортах и майке, с волосами, собранными в хвост, без грамма косметики, красная и запыхавшаяся. Именно в таком виде и нужно демонстрировать себя соперницам. Особенно, счастливым соперницам.
Поднимаюсь и гордо расправляю плечи. Увидели меня такой? Да и черт с вами.
Павел продолжает разглядывать меня, чемодан и бардак в комнате. А я во все глаза сморю на Аданну. Может быть, я и не в бальном платье, но и она сегодня не при параде.
У меня медленно лезут глаза на лоб, когда замечаю, что на Аданне из одежды лишь шелковый халат. Опускаю глаза вниз и понимаю, что ничего не понимаю. Африканская принцесса стоит босиком, и я вдоволь могу любоваться ее грязными стопами.
34.
Ох уж, эти бабы!
Раньше, когда Африканец слушал рассказы друзей о том, что выкидывали их любимые женщины, он от души веселился, будучи твердо убежден в том, что его-то сия чаша минует. В самом деле, разве он может так влипнуть?
Правду говорят: волос долог — ум короток. Нет, непосредственно к уму Катерины претензий не было. Даже наоборот, Африканец искренне считал Ванькину воспитательницу умной бабой. Но иногда даже очень умная баба может такого наворотить — туши свет, сливай масло.
Еще на Занзибаре Пашка понял: все, добегался. И заказал кольцо. С бриллиантом, как полагается. Вот только никак не мог подобрать подходящий момент. В принципе, он считал, что взрослые люди могут решить такой вопрос, как женитьба, не заморачиваясь шампанским, свечами и прочей романтической чепухой. Достаточно просто спросить: «Выйдешь за меня?», получить утвердительный ответ и спокойно оформить отношения. Но! Во-первых, он не забыл Катино высказывание: «Никто никому ничего не должен», а во-вторых, авторитетные люди, тот же Кир, например, утверждали, что какая — никакая романтика быть должна.