Гренадер
Шрифт:
Вот и славно, подумал Саблин. Чем меньше толкотни и суеты на перроне, обязательной в таких случаях неразберихи, тем лучше. По-деловому посадим именитых медиков в автобусы, довезём до места, а там пусть празднуют, речи говорят.
Поезд прибыл точно по расписанию – в десять. Саблин спрашивал у Иоффе, не легче пустить под откос состав ещё в пути. Нет, отвечал подполковник. Им нужна громкая акция, и чтоб непременно в городе, на глазах у зрителей. В крайнем случае на въезде, но никак не в пути следования. Увидите, говорил он, если, не дай бог, что случится, то и лозунги какие-нибудь прозвучат или воззвания появятся.
Ладно, примем на веру, подумал гренадер. Им в контрразведке виднее.
Паровоз накатывал, весь в султанах белого пара, чёрного угольного дыма, пыхтящий, свистящий, такой большой, такой заметный на фоне убогой станции, что сердце поручика ёкнуло. Лучшей мишени для «офенрора» не сыскать! Но Саблин задавил в себе этот нежданный, поднявшийся откуда-то из глубин сознания страх, собрался, сосредоточил внимание на людях. Делай что должен – и будь что будет.
Поезд стал, звякнув бамперами. Тут же из вагона посыпались люди, счастливые тем, что закончился наконец утомительный переезд, улыбались, приветственно махали руками, смеялись. Мужчины и женщины, молодые и постарше, они покидали вагоны, помогая друг другу тащить кладь. Послышалась русская речь: «Ну вот, доехали, слава Богу! Я думала, меня совершенно растрясёт в этом поезде…»– «Заметьте, а здесь теплее! В Питере-то дождь и дождь…» – «Интересно, мы сразу приступим к работе? Или дадут день-два обжиться?..»
Двухметрового гиганта с громадными чемоданами в обеих руках Саблин загадал как профессора. Именно таким богатырём, на его взгляд, и должен быть хирург. Тем более профессор. «Позвольте, господа, – гудел тот сочным густым басом. – Умоляю, осторожнее! Чтоб я никого, упаси боже, не ушиб!»
Люди толкались, гомонили, жали руки немногочисленным встречающим. Вытаскивали вещи из вагона, смеялись, закуривали и обсуждали поездку. Строили планы на будущее.
А из-за рощи тем временем взлетела красная ракета.
«ВД» рванул как борзая за добычей. В весёлой толчее на перроне этого не заметили, но Саблин напрягся. Резервные тройки из «летучки» тенями скользнули вдоль перрона и заняли позиции на подходе к станции. Урядников с гренадерами стал так, чтобы при необходимости помочь людям быстро спуститься под вагоны – единственное укрытие на голой станции.
Саблин, плюнув на конспирацию, добежал до станционного строения и ловко вскарабкался на крышу. Приник к биноклю.
В оптике отчётливо просматривалась цыганская кибитка. Вокруг стояли гренадеры с оружием наперевес, старый цыган что-то объяснял бойцам, стуча кулаком себя в грудь. Вот двое нырнули в кибитку, остальные страховали по углам. Через какое-то время неторопливо вылезли обратно, покачивая головами.
Старший унтер-офицер Филонов, поставленный командиром экипажа, махнул рукой, и бойцы начали грузиться в броневик. Едва запрыгнул в десантный отсек последний гренадер, «Сокол» с места рванул обратно к станции.
Мотоциклист, похоже старший унтер Штоколов, жестами показывал цыгану, мол, разворачивай и кати отсюда. Дескать, не до тебя. Лошадёнка, послушная кнуту цыгана, развернулась и потрусила неспешной рысью. Кибитка, покачиваясь с боку на бок, покатилась к лесу, откуда, видимо, и появилась. У Саблина отлегло от сердца.
– Урядников! – крикнул Иван, спускаясь с крыши. –
Люди с весёлым гомоном начали рассаживаться. Грузчики споро перетаскивали сундуки и ящики из вагона в кузова полуторок. Резерв также незаметно занял места в «летучке», на них, похоже, вообще никто из приезжих не обратил внимания.
Саблин дал зелёную ракету. В ответ от мотоциклистов взлетели две – знак, что всё спокойно и можно выдвигаться. Взревели моторы. Водители немного погоняли их на холостых, прогревая машины, и начали отъезжать один за другим. Всё в порядке, оговоренном заранее.
Проехали пакгаузы. Какое-то время дорога шла рядом с рельсами, за путями, немного приотстав, двигался «Сокол-ВД», поводя крупнокалиберным пулемётом в сторону недалёкого леса. Колонна выкатилась на Кривицкую. Как и договаривались, броневик ловко перемахнул пути и вышел на открытое пространство. Саблин считал этот отрезок пути самым опасным. Ни бугорка, ни ямки – сплошное голое пространство. Хоть из пушки пали, а то, если есть желание, можно и из «панцершрека» наладить.
Надежда лишь на мотоциклистов. Если что, они смогут помешать сделать прицельный выстрел и сигнализируют об опасности. Тогда машины врассыпную, людей – на землю. И дай Бог твоей милости! Может, останутся живыми.
Пока кортеж: проезжал крутой поворот, Саблин был натянут как струна. Чувствовал, что исподнее стало влажным от пота, а руки беспрестанно гладят «шестёрку», словно любимую девушку. Все остальные тоже приникли к амбразурам, высматривая, выцеливая возможную опасность. И пулемётчик наготове. Достаточно короткой команды – и забьётся заполошно ствол калибра двенадцать с половиной миллиметров, расцветёт огненная бабочка на компенсаторе, и в звоне падающих гильз зальёт крупнокалиберный «Беркут» всё вокруг раскалённой смертью.
Проехали. Проскочили чёртов поворот беспрепятственно. Пронесло. Фух, Господи помоги…
Колонна продолжала движение. В автобусах и не подозревали, какие эмоции переживают гренадеры. В салонах оживлённо переговаривались и смеялись.
Но и Саблин чуть расслабился. Вот широкая Лычаковка, впереди поворот на Сетнеровку. Вот выезд с улицы Копальня… А это что? Поперёк неширокого проезда, как раз там, где поручик рассчитывал поставить «Сокола», чтоб заткнуть Копальню, как бутылку пробкой, стоял конный экипаж:. Обычный городской экипаж:, каких на улицах Львова сотни. Только почему-то без возницы.
В один миг перед глазами Саблина расцвело видение: в момент, когда автобусы с людьми поравняются со странным экипажем, тот лопнет огненной вспышкой взрыва. И вот уже летят стёкла из автобусных окон, и сам «Русич», накреняясь, валится набок, его тащит инерция, искорёженный кусок металла в облаке пламени, а внутри гибнущие люди…
– Вперёд! – зарычал Саблин, показывая на экипаж:.– Вали его!
Младший унтер Поливайко, сидевший в кресле механика-водителя, взял круто вправо. Тяжёлый броневик на всём ходу накрыл, смял лёгкую повозку. Затрещало дерево, панически заржала лошадь. Поливайко тормозил, пытаясь повернуть машину, но шеститонного «Сокола» так сразу не остановишь, и жёлто-зелёная пятнистая громада напирала на несчастное животное, перемалывая ребристыми колёсами экипаж: в щепы. Лошадь бешено билась в постромках, каким-то чудом не попадая под тупой бампер броневика.