Гренадер
Шрифт:
Будто в подтверждение его мыслей наверху защёлкали выстрелы, и сразу ухнула граната. На голову посыпалась штукатурка и какая-то труха, но потолок выдержал. Крепко поляки строили…
– Наверх, – крикнул Саблин и сам бросился к лестнице. На чердаке сплошная муть поднятой многолетней пыли и пороховая гарь. И густой сумрак – только через отверстия, что проделали в крыше осколки и пули, лезут лучики закатного солнца. А на крыше беспорядочная стрельба. На полу чердака кто-то стонал. Саблин наклонился, рассмотрел вблизи – Строгов. Вся грудь
– Держись, Павел, – прошептал поручик и кинулся к люку на крышу. Тот был прикрыт, но легко поддался. Поручик осторожно выглянул.
Иванченко, залёгши у водостока и пользуясь им как укрытием, бил короткими прицельными очередями. По замыслу архитектора кровля у торцов здания имела резкие уступы, за одним из которых, словно в окопе, засели боевики. Стреляли они беспрестанно, не жалея патронов. Пули так и свистели над головой. Левый рукав гимнастёрки Иванченко был в крови, но гренадер не сдавался.
– Фёдор! – крикнул Саблин. – Прижимай их огнём, но не подстрели! Эти нам нужны живыми!
В следующий миг с Зелёной во двор влетела полуторка, лихо кренясь на крутом вираже и поднимая тучу пыли. На её появление сразу откликнулась сапожная будка. Застучал «Сапсан», застрекотали «шестёрки», дорожка из фонтанчиков от пуль пробежала по грунту до колёс полуторки. Автомобиль, вильнув, просел на один бок и встал. Из кузова часто ударили автоматы. Ветхое строение на глазах превращалось в решето, но «Сапсан» не замолкал.
Тогда от полуторки в сторону будки с шипением рванулась дымная полоса. Саблин уже догадался, чем это могло быть, но сверху, с крыши, ничего не мог поделать. Будка лопнула яркой вспышкой, полетели во все стороны обломки разбитого дерева.
В это время тройки, оставленные под окнами и в подъезде и до этого в перестрелке не участвовавшие, обогнули дом и сосредоточили огонь на стоящем посреди двора обездвиженном грузовике. В полуторку полетела граната, за ней вторая. Машина окуталась дымом, стрельба прекратилась.
Неожиданно затихли и в торце крыши, но Саблин, не силах совладать с собой, всё нажимал на спуск, пока затвор браунинга не застыл в заднем положении.
– Эй, не стреляйте! – послышался голос, и следом на крышу полетел МП. – Мы сдаёмся, слышите?! Не стреляйте!
По кровле загремело оружие, из ниши выбрасывали автоматы. Затем показались поднятые руки, начали медленно всплывать головы. Лиц было пока не разобрать.
Саблин перевёл дух. Не такие уж крепкие они на излом, эти националисты. Прижали хорошенько, и вот – лапки к верху.
– Поднимайтесь по одному! – крикнул он, выбираясь на крышу. Отошёл к печной трубе, поводя перезаряженным браунингом. – Руки держать на виду! Будете баловаться, стреляем на поражение!
Следом появился Урядников, за ним другие бойцы. Гренадеры рассредоточились, грамотно используя малейшее укрытие, навели стволы на торец дома. Из ниши начал карабкаться первый пленённый. Саблин утёр пот с лица и ненароком посмотрел вниз: бойцы, сосредоточившиеся
А позади них, у противоположного конца дома, беззвучно, как во сне, разваливалось то самое хлипкое строение, которое Саблин принял за старый сарай. Гнилые доски соскальзывали и без стука валились в заросший газон. Крыша съезжала назад и вниз, и тоже без скрипа, без звука ломающегося дерева, и из растущей на глазах кучи обломков, чуть пофыркивая двигателем, выкатился «опель кадет». Точь-в-точь такой же, как у подпоручика.
В эту же минуту из крайнего окна первого этажа, рядом с подъездом, где они только что вели бой, выпрыгнули люди. Саблин чётко различил высокого сутулого человека, блеснула лысина в лучах заходящего солнца. Рядом двухметровый громила и ещё человек, бородатый, кряжистый, чуть постарше остальных. Троица припустила к «опелю» бодрой рысью, а тот уже гостеприимно распахнул дверцы, рыкнул мотором…
– Эй! – крикнул Саблин. Слова почему-то в этот миг кончились, и он только отчаянно размахивал руками, показывая бойцам внизу туда, где у них из-под носа уходили главные злодеи. Те самые, ради кого затевался захват.
Его поняли не сразу, а когда поняли, развернулись, начали наводить оружие, беглецы уже влезли в салон автомобиля, и тот с места резко рванул к выезду из двора. Удобного двора: хочешь, чеши вверх, по Зелёной к городу, а можно и вниз, из города. Или на 22 Января, в её извивы и крутые повороты.
Саблин вскинул браунинг, понимая, что на такой дистанции даже этот отличный пистолет бесполезен. Но выстрелить не успел.
Из-за поворота, там, где улица 22 Января огибала коттеджи и заканчивалась тупиком, выскочила «летучка» мобильного резерва, прямо наперерез легковушке.
«Кадет» попытался притормозить, объехать неожиданное препятствие, но водитель полуторки подработал рулём, и «опель», со скрежетом сминаемого металла, врезался в бок грузовика. Скорости были небольшими, с седоками, скорее всего, ничего не случилось, но капот легкового автомобиля смяло в гармошку. На такой машине уже не поездишь. Водитель «летучки», приданный из комендантской роты, воинственно выставил в окно полуторки «говоруна».
Гренадеры, быстро окружая сцепившиеся машины, держали под прицелом пассажиров «опеля». Саблин вприпрыжку спускался по лестнице, бежал к месту аварии. Он едва выскочил из дома, когда дверка германской машинки распахнулась. Из салона выбрался высокий сутулый человек в пиджаке. Посмотрел на гренадеров неприятным, царапающим взглядом.
– Что ж, на этот раз ваша взяла! – крикнул он. – Не стреляйте, у нас нет оружия.
И тут всеобщее внимание привлёк странный звук: мерное тарахтение мотора и лязг металла. Звук нарастал быстро, никто не успел понять, что происходит, а из-за поворота, того, откуда совсем недавно выскочила «летучка», появился странный самоходный механизм.