Гренадер
Шрифт:
Поручик перебросился с артистками парой слов. Брошка? Это эмблема факультетского хора. Ходишь на занятия – получи брошь. Саблин спросил про Хелену Кравчик. Нет, никто её не знал и не смог припомнить, принимает ли такая студентка участие в поздравлении. Иван подосадовал. Хотелось бы увидеться хоть мельком, перекинуться парой слов. Он спросил про руководителя. Да, сказали девочки, где-то здесь пан доцент, он всё и организовал. Но на месте пан не стоит, всё время бегает, что-то утрясает.
Поручику хотелось ещё поболтать с симпатичными студентками, но прозвучал сигнал о начале сбора делегатов. Со вздохом пожелав девушкам успешного
Тем временем амфитеатр заполнялся. Господа в костюмах занимали места в ложе Польской Народной Партии, прямо напротив президиума. Рядом Новая Украинская Партия Галиции, сплошь расшитые рубахи и шаровары, левее – Русская Галиция. Вот представители «Звезды Давида», все в круглых шляпах и с пейсами. Дальше – белорусы, чехи, этих куда меньше. Зал заполнялся довольно быстро.
Саблин видел, что больше всего здесь поляков, и места у них самые выгодные – напротив президиума. Но его это мало занимало. Вопросы политики пусть лежат тяжким грузом на плечах контрразведки и командования. Его дело маленькое: обеспечить безопасность и порядок в зале.
Он нашёл глазами своих бойцов, все на местах, как и предполагалось. Каждый знает свою задачу. Урядников держится рядом, всё пока спокойно.
Наконец действо началось. Заместитель штаба дивизии полковник Никитский сказал несколько приветственных слов. Потом слово взял председатель объединения штабов самоуправления, потом на трибуну поднялся ещё кто-то. Саблин перестал следить за речами, похожими, в сущности, одна на другую. Поручик внимательно оглядывал зал, находил глазами гренадеров, обменивался с ними условными сигналами. Пока всё было спокойно. Аудитория заполнилась до отказа, кто-то из делегатов просматривал программку съезда, кто-то жарко спорил или негромко обсуждал вопросы предстоящего заседания. Нормальная рабочая обстановка – ни подозрительных личностей, ни застывших лиц, ни напряжённых поз.
Саблин, конечно, понимал, что если злоумышленники всё-таки находятся в зале, то никакими особыми приметами они до поры отличаться не будут. Например, пока не достанут оружие. И всё же пристально вглядывался в многоликую, гомонящую, подвижную массу людей, в надежде усмотреть что-либо необычное в поведении того или иного визитёра.
И ещё, поручика не покидала надежда увидеть Хелену. Ведь если в зал всё-таки проникла какая-то часть студентов, то почему бы и ей не оказаться среди польских или украинских представителей? Он выискивал глазами серое платье и стройную фигуру девушки, страстно хотел хотя бы взглянуть на неё со стороны. А если удастся – подойти и немного поговорить.
Что бы он сказал? Эта девушка вошла в его жизнь сразу, вдруг и накрепко. Чувства, испытанные к ней, не шли в сравнение с московскими романами. Это вообще ни на что не походило. От одной мысли о Хелене у Ивана перехватывало дыхание и слегка кружилась голова.
Со вчерашнего утра он летал как на крыльях. Служба приносила истинное наслаждение: он с ходу и безошибочно определял все проблемные места в охране объекта, отдавал чёткие, точные распоряжения. Подчинённые же, коим, казалось, передавалось его настроение, понимали, схватывали приказы с полуслова и моментально выполняли их так, как хотелось командиру.
Это странное состояние не покидало поручика. Оно грело Ивана изнутри, придавало сил и уверенности. Уверенности, что это важное, нужное, но такое нудное и долгое сборище
В это время зал взорвался аплодисментами. Саблин отвлёкся от сладких грёз. Причиной оживления оказались как раз те девушки-студентки, выпорхнувшие на сцену для поздравления участников съезда. Они стали шеренгой у края сцены, установили свой транспарант, который закрывал студенток почти по пояс.
Девушки приветственно помахали цветами и начали читать речёвку. Звонкие девичьи голоса произносили рифмованные строчки на польском, русском и украинском языках. Польского Саблин почти не знал, украинский понимал с пятого на десятое, но общий смысл ухватывал – о дружбе, о мире, о взаимном уважении и созидательном труде, что превратит Галицию в цветущий, радостный край благоденствия и свободы.
Продекламировав, девушки запели на украинском языке, притопывая и взмахивая руками, потом присели за свой транспарант, выставив лишь цветы, и колыхали ими, изображая, как видно, цветение родной земли. В зале захлопали.
Неожиданно перед глазами поручика будто мелькнула тень, словно солнце на миг закрыла тучка. Или он просто сморгнул, но под ложечкой появилось очень неприятное, сосущее чувство, мышцы вдруг одеревенели. Он ощутил, как рядом напрягся Урядников. Но ничего угрожающего вокруг не происходило… Вот только студентки… Они встали из-за своего транспаранта, но это были уже совсем другие девушки: вместо приветливых улыбок – звериный оскал и белые, остановившиеся глаза, вместо цветов – автоматы. Они отшагнули от транспаранта – все разом, словно заводные куклы, – упали на колено и открыли ураганный огонь по ложам делегатов.
Всё произошло в одно мгновение. Свинцовый град обрушился на людей. Представители польской, украинской, галицкой партий валились, не успевая вскочить со стульев. Пули рвали расшитые рубахи и пиджаки, кровь летела брызгами. В секунды расстреляв по магазину, чудовища – а только так теперь и можно было назвать тех, кто ещё недавно выглядел девушками-студентками, – перезарядили оружие и продолжили своё кровавое дело.
Застывший зал взорвался паникой. Люди вскакивали и тут же валились замертво под градом пуль. Кто-то пытался спрятаться, забираясь под кресла, но тонкая древесина легко пропускала свинец. Обезумевшие от ужаса участники с крайних мест бросились к выходу, началась давка. Перекрывая крики ужаса и предсмертные стоны, победно стучали немецкие надёжные автоматы.
Наконец опомнилась охрана. Защёлкали ответные выстрелы, однако пули с визгом рикошетили от тонкой, казалось бы, ткани транспаранта, защищавшей террористок. Сзади, со стороны кулис атаковать обезумевших студенток мешал президиум. Впавшие в ступор уважаемые горожане стали живой преградой между автоматчиками прикрытия и сценой. К тому же часть террористок развернулась и перенесла огонь назад, в закулисье.
Аудитория на глазах превращалась в поле боя. Из зала стреляли всё чаще, одна из девушек опрокинулась за транспарант, но остальные вновь сменили магазины и продолжили палить по залу. Потом направили стволы на тех, кто толкался у выхода в надежде вырваться из этого ада. Кучный огонь выкашивал толпу, словно серп умелого жнеца.