Грешная женщина
Шрифт:
Никто ему не ответил, и Надя Селиверстова тактично перевела разговор на другую тему. Поинтересовалась, где собираются жить молодожены.
— У ее стариков, — сказал Дема, — пятикомнатная хата на Щукинской. И две дачки, как два стадиона. Не бедно, да? Они, конечно, предлагали кое-какие варианты — единственная дочурка! Но я их поставил на место. Поместимся у меня. Диванчик прикупим — и заживем о-е-ей!
— Ты что же, девушка, спросил Селиверстов, — до свадьбы показала его родителям?
— Ну да, — сокрушенно кивнула Клара.
—
— Разумеется, — чинно подтвердила Клара, — папа с мамой были в шоке. Но я их успокоила. Во-первых, у нас еще ничего не решено, а потом…
Тут Дему Токарева скрутил диковинный приступ кашля, от которого он перегнулся пополам и мгновенно приобрел вид переспелого баклажана. Его било и крутило минут пять.
— Где-то ты немного простудился, — обеспокоился Вдовкин. — Тебе бы на ночь горячего молока с содой.
— Принесите водки, — прохрипел Токарев.
Пришлось Наде сходить на кухню. К водке потянулись все, кроме хозяина. Он и вино только пригубливал. Объяснил так: вы все надеретесь, разойдетесь, а мне еще работать. Не очень был, как всегда, приветлив, но его любили. Дема Токарев, перестав после водки кашлять, предложил за него тост.
— Наш Селиверстыч только внешне суров. Это про него сказал поэт: простим угрюмство, ведь не это сокрытый двигатель его, он весь дитя добра и света, любви и правды торжество. Вот так-то. За тебя, Саня! За твою также жену. Она лучше нас всех. Надюша, за тебя, родная!
Селиверстов растрогался:
— Не совсем тебя, видно, Вдовкин споил. Поздравляю!
Застолье шло чередом до часу ночи, и когда уже все побратались и Клару приняли в свою семью, отдав должное ее ненавязчивой, благородной манере уклоняться от соития с безумным женихом, когда почти взялись за песню и доели пирог, наступила некая тихая минута, и взоры пирующих вновь обратились на Вдовкина, который так и не очнулся до конца, хотя тоже был весел, шутлив и пил наравне со всеми. Но все-таки чувствовалась в нем некая отстраненность, словно плыл он со всеми вместе, но упрямо один выгребал поперек волны.
— Женек, ну что же ты все-таки не поешь как следует?! Так же нельзя. Погляди, как Дема лопает. Вот он собирается выздороветь, а ты нет.
— Целый пирог сожрал, — заметил хмуро Селиверстов.
— Как не ем? — оправдывался Вдовкин. — Да я же две тарелки салата умял. Замечательный салат. Спасибо, Надюша!
— Надюша! Это теща ее постаралась.
— Вы такой грустный, Евгений Петрович, — подхватила Клара, — как будто не радуетесь за нас.
— Почему не радуюсь? Еще как радуюсь. Вы умница, Клара. Давно надо было его заставить.
— О чем вы, Евгений Петрович?
— Ну как же! Вы решили «торпеду» Деме зашить? Давно пора. Все же, Дмитрий, ты последнее время немного злоупотреблял. «Торпеда»
Селиверстов сдавленно хмыкнул, а Дема сказал:
— Пойдем-ка, Петрович, на кухоньке подымим тет-а-тет.
— Можно здесь курить, Надюша не против.
— Пойдем, пойдем, у меня секретик!
На кухне Дема усадил друга поудобнее, поставил перед ним стакан вина, дал сигарету. Попытался поймать его взгляд, но Вдовкин завороженно улыбался, глядя куда-то вдаль.
— Нельзя так, брат, — твердо сказал Дема. — Поверь, я тебя понимаю, как никто, но ты же мужик в конце концов.
— Это твой секретик?
— Нет беды, которую нельзя перемочь. Почему я должен внушать тебе прописные истины? Мне стыдно за тебя, больно. Возьми себя в руки. Или подохни. Не позорься, Женька! Время тугое, но и мы не из резины. Я много передумал на больничной койке. Им того и надо, чтобы мы сломались. Или приняли их правила. У тебя любимая женщина умерла, тяжело, да. Но не конец света. Хочешь, с подругой Клары познакомлю? Клин клином вышибают. Рано нам помирать, Женюля!
— Даже не пойму, про что ты? Какая любимая? С женой мы давно развелись, она теперь с милиционером живет. Но я не осуждаю. Он ее хоть подкормит. Она что-то похудела сильно, как щепка. А у меня-то как раз вообще все в порядке, чего вы всполошились? Деньги есть, здоровье крепкое… Может, я на тот год в Германию уеду. Приглашение заманчивое поступило из Берлинского университета. Вот послушай…
Вдовкин не успел дорассказать, потому что Дему согнул очередной приступ кашля и, точно взрывной волной, бросил его на пол. Там он крутился на плетеном коврике, как волчок на тарелке, пуская ртом розовые пузыри. Вдовкин помог ему подняться, заставил выпить вина. Постепенно Дема утих, лишь глаза пучил по-рачьи.
— Видишь, что значит недолеченный бронхит, сокрушенно заметил Вдовкин. — Я вот что придумал. Я тебя вызову в Германию, как только устроюсь. Там в Баварии есть великолепная легочная здравница. Недельки две походишь на процедуры и будешь как новенький паяльник.
Дему оторопь взяла. В сияющем взгляде Вдовкина была такая безмятежность, как на небе в майский полдень.
— Иногда хочется взять тебя за шкирку и шарахнуть о стену. Чтобы у тебя все мозги треснули. Когда-нибудь я это сделаю, учти!
Вдовкин блаженно захихикал:
— Пойдем в комнату, Дема. А то Надя обидится. Я там курочку не доел.
После часа разошлись по домам. Вдовкин предложил Деме подвезти его и Клару, но тот отказался, злобно прошипев:
— Чурек недопиленный, видеть тебя больше не могу!
Наутро Вдовкин проснулся с больной головой. Заглянул в холодильник — там пусто. Собрался в магазин, чтобы подкупить продуктов, но сперва позвонил матушке.
— Как сегодня, мам? Как спала?