Грешница, путь во тьму
Шрифт:
– Что? – едва слышно прошептала. Её губы дрожали от непролитых слез. Перед её глазами все расплывалось, девушке казалось, что она сейчас утратит сознание от ужаса. – я не понимаю. Я ничего…
Она вскрикнула, упав на колени, когда её щеку обожгла пощёчина.
Прижала свою холодную ладонь к обожжённой ударом щеке. Перед её глазами был ковер с замысловатыми рисунками и начищенные ботинки мистера Эшби.
Это был не первый раз, когда мужчина наказывал её ударами. Бывало парочку раз он её высекал. Это было нормальным в многих домах.
Но всегда
Она не смела подняться с колен. Низко опустила голову, не глядя на мужчину.
– Думаешь, я не видел твоих взглядов на того мальчишку? – пугающе тихо сказал мужчина. – Я не потреплю в моем доме распутства. Хочешь грешить – иди в бордель.
– Прошу вас! – воскликнула девушка, подавшись вперед.
Обняла колени Иоханна, прижавшись к ним. Глядела сверху вниз. По щекам бежали крупные капли слез, а губы по-детски дрожали. Волосы падали на лицо, а щека горела красным пламенем.
Мужчина в презрение оттолкнул её и отдал приказ подняться и встать к нему спиной.
Девушка послушно это сделала. Глядела в стену, дрожа всем телом.
Услышала, как открылся один из ящиков стола. А после свист и острая боль от удара плетью по спине. Не сдержалась и вскрикнула, а после закусила губу, пытаясь удержать крики и стоны боли.
Хваталась за собственные одежды, сжимала кулаки, будто думала, что это угомонит боль и страх. Но удары продолжали сыпаться.
Лишь, когда она не удержалась и упала на колени, мужчина отложил плеть и холодно велел ей убираться, сказал, что надеется, что она усвоила урок.
Девушка кивнула, не смея открывать рта. Боялась, что не сдержится и разревется, как ребенок, просясь к матери. На секунду, будто нуждалась в передышке, уткнулась лбов в ковер.
Ей не было у кого просить помощи. Она слуга и это все удел слуг. Её мать стара, всю жизнь работала в чужих домах, а в последнее время слегла. Отдавала все силы, чтобы содержать своих дочерей.
Теперь же пришел черед Марии помогать своей матери. Терпеть побои и беспрекословно выполнять поручения.
Когда ты знатен или же у тебя есть деньги – ты можешь позволить себе гордость.
Когда у тебе нет ничего – ты зависим. Должен молчать и послушно сносить все удары жизни.
Мария родилась и выросла в смирении. С самого детства знала, что бедна и выйдет замуж за такого же бедняка, который всю жизнь будет прислуживать другим.
В ней не могли зародиться гордость и самолюбие.
От того она молча поднялась и вышла из кабинета. У неё не было времени обрабатывать свои раны и вытирать кровь. Ей нужно было вывесить стирку, а после подать обед, после ланч. Помочь на кухне, убрать, проверить не испачкала ли кровью ковер. Если хоть капля – оттереть пока не засохла. Уже вечером она постирает свое платье, сотрет пальцы до красноты, стараясь оттереть засохшие капли крови.
Иоханн отправился ждать свою жену. Внутри все ещё кипела злость.
Он сидел у камина, вытянув ноги. Глядел на яркие, оранжево-красные всполохи пламени, трещащие дрова.
Медленно цедил
Когда Эдита зашла в комнату, она ощутила в воздухе напряжение. Просто знала, что ей есть чего опасаться. Но не опускала взгляда, уверенно глядела на Иоханна, дожидаясь, когда он посмотрит в ответ. С раздражающим упрямством всматривалась в его лицо, сжимая в кулаках подол своего платья.
Задрала нос и до боли выровняла спину. В её теле и лице была раздражающая уверенность и сила. Из-за этого хотелось сделать ей больно, хотелось сломать её. Для Иоханна было невыносимо, было оскорбительно, что Эдита не выражала ни капли страха.
На её лице было написано не высказанное: «Что ты мне сделаешь? Ты уже сделал все, что мог!».
Иоханн медленно поднялся. Его немного шатало от выпитого алкоголя или же из-за бессильной злости и печали. У него было дыхание, обжигающее запахом алкоголя. Он подошёл к своей жене, та не отводила взгляда от его лица.
– Где ты была?
– В доме своей семьи, – уверенно ответила.
Мистер Эшби цыкнул, переведя взгляд куда-то за плечо Эдиты.
– Я был добр к тебе, – задумчиво протянул, находясь неприятно близко к девушке. Ей хотелось съежиться, но она не позволяла себе этого, – и так ты отплатила за мою доброту? Ты позоришь фамилию Эшби.
Ты хоть представляешь сколько сплетен разошлись по городу из-за того, что ты уселась с этими…
Он презрительно скривился, будто семья Кэнтуелл была не обычной семьей, а что-то сродни крысам, что бродят по помойкам.
Девушка поджала губы, упорно глядя на лицо мужа.
– Ты не можешь меня посадить на цепь и держать, как собаку во дворе, – уверенно заявила.
– Миссис Эшби, – обманчиво мягко сказал мужчина, – думаю, ты заблуждаешься. Ты моя жена. Ты моя собственность и если я пожелаю, я смогу посадить тебя на цепь. Могу запереть в подвале, могу избить до смерти или же отдать морякам, которые не видели женского тела не менее года.
– Я ваша жена! – как-то истерично громко воскликнула Эдита, отсыпаю. Нападение осталось единственной её защитой. – Вы не посмеете так обращаться со своей женой, а ношу вашу фамилию.
– Поднимись в свою комнату, – спокойно отрезал.
Девушка опасливо отступила назад, вглядываясь в лицо мужчины, будто пыталась найти там блеф. Надеялась найти там милость или подтверждение слов своей воспитательницы – найти то, за что можно его полюбить. Но видела лишь безобразного старика, который стал её тюремщиком.
Осыпал её драгоценностями, построил вокруг неё непреступные стены.
– Вы не…
– Иди в свою комнату! – неожиданно гаркнул он.
Эдита дернулась, ощутила, как тело затряслось в дрожи. Дрожали губы, но она упорно их сжимала. И убеждала себя не двигаться. Но хотелось спрятаться под кроватью, как маленькой девочке. Или же под одеялом. А потом, чтобы пришла мама и утешила тёплой рукой, поглаживая по волосам. Утешила ласковым голосом и колыбельной.