Грешница
Шрифт:
Маура припарковалась на противоположной стороне улицы и приготовилась сопротивляться порывам ветра. Когда она вышла из машины, ее ботинки заскользили по тротуару, и она едва удержалась на ногах, уцепившись за открытую дверцу. Восстановив равновесие, Маура почувствовала, как по икрам ног струится ледяная вода с подола пальто, успевшего промокнуть в слякоти. Какое-то время она не могла двинуться с места и стояла, подставив лицо мокрому снегу и удивляясь столь внезапному приходу зимы.
Она перевела взгляд на полицейского, сидевшего за рулем патрульной машины, и увидела, что тот наблюдает за ней, — похоже, он был свидетелем ее неуклюжести. В ней взыграла гордость, и
— Все в порядке, доктор? — крикнул из окна полицейский с беспокойством, которое она вовсе не приветствовала.
— Лучше не бывает.
— Советую смотреть под ноги. Во дворе очень скользко.
— Где детектив Риццоли?
— Они все в часовне.
— А где это?
— Найти очень легко. Дверь с большим крестом.
Маура проследовала к воротам, но обнаружила, что они заперты. На стене висел железный колокол; она потянула за веревку — раздался глухой звон, постепенно растворившийся в шуршании ледяного дождя. Прямо под колоколом висела бронзовая табличка, надпись на которой была трудно различима под зарослями бурого плюща:
Аббатство Грейстоунз
Сестринская община Пресвятой Богородицы
«Жатвы много, а делателей мало; итак, молите Господина жатвы, чтобы выслал делателей на жатву Свою».
За воротами внезапно возникла женская фигура в черном одеянии. Она появилась так бесшумно, что Маура опешила, увидев лицо женщины, которая наблюдала за ней сквозь решетку ворот. Это было лицо древней старухи, изрезанное глубокими морщинами, но глаза были яркими, а взгляд цепким, как у птицы. В глазах монахини читался немой вопрос.
— Я доктор Айлз, судебно-медицинский эксперт, — сказала Маура. — Меня вызвала сюда полиция.
Ворота распахнулись.
Маура вошла в монастырский двор.
— Я ищу детектива Риццоли. По-видимому, она в часовне.
Монахиня жестом указала ей дорогу через двор. После чего отвернулась и медленно прошествовала к ближайшему порталу, оставив Мауру в одиночестве.
Снежинки, словно белые бабочки, порхали между струйками ледяного дождя. К часовне можно было пройти прямо через двор, но булыжник блестел ледяной коркой, а ботинки на гладкой подошве уже доказали свою полную непригодность для ходьбы по такой поверхности. Поэтому Маура предпочла оказаться под навесом и двинулась в обход по тропинке, проложенной по периметру двора. Хотя теперь она была защищена от сыпавшейся сверху снежной крупы, ветер все равно пронизывал насквозь, напоминая о том, каким свирепым может быть декабрь в Бостоне. Большую часть своей жизни Маура провела в Сан-Франциско, где снег был редким чудом, а не такой пыткой, как здесь: там ей не приходилось беречь лицо от жалящих укусов белых мух. Проходя мимо темных окон, она жалась к стенам здания, куталась в пальто. Где-то вдалеке шумела Ямайка-риверуэй. Но здесь, во дворе, ее окружала полная тишина. Монастырь казался безлюдным, если не считать той старухи монашки, что впустила ее.
Поэтому доктор даже немного испугалась, заметив в одном из окон три женских лица. Монахини застыли в скорбном молчании, словно привидения в черных одеждах, наблюдая за тем, как незваная гостья пробирается все дальше в их святую обитель. Глаза всех трех женщин следили за ней.
Вход в часовню был перекрыт желтой лентой полицейского оцепления, уже провисшей под тяжестью мокрого снега. Доктор приподняла ленту и, шагнув под нее, толкнула входную дверь.
Ее буквально ослепила вспышка фотокамеры, и она застыла на месте, моргая в попытке нейтрализовать действие вспышки; тем временем дверь за ее спиной со скрипом захлопнулась. Когда в глазах прояснилось, Маура увидела ряды деревянных скамей, беленые стены и огромных размеров распятие над алтарем. Это была аскетически суровая молельня с тусклыми оконцами, которые едва пропускали свет.
— Стойте, где стоите. И смотрите под ноги, — сказал фотограф.
Маура перевела взгляд на каменный пол и увидела кровь. Отпечатки множества подошв; пустые шприцы и надорванные стерильные упаковки — медицинский мусор, оставленный бригадой «скорой помощи». Но трупа не было.
Она огляделась по сторонам и в проходе между рядами увидела кусок белой ткани, брызги крови на скамьях. И даже пар, вырывавшийся у нее изо рта. В этом помещении, больше похожем на морозильную камеру, было еще холоднее, чем на улице, и озноб усилился, когда она вгляделась в кровавые пятна на скамьях и представила себе картину произошедшего.
Фотограф снова защелкал камерой, и с каждым новым снимком вспышка все безжалостней била по глазам Мауры.
— Эй, доктор! — В глубине часовни всплыла копна темных волос — это детектив Джейн Риццоли поднялась на ноги и помахала Мауре рукой: — Жертва здесь.
— А у двери что за кровь?
— Это кровь другой жертвы, сестры Урсулы. Ребята из «скорой помощи» забрали ее в госпиталь Святого Франциска. В центральном проходе тоже кровь и отпечатки подошв, которые мы стараемся сохранить, так что вам лучше обойти слева. Держитесь ближе к стене.
Маура надела бумажные бахилы и двинулась по периметру часовни, прижимаясь к стене. Только обогнув первый ряд скамей, она увидела тело монахини, лежавшее лицом вверх, ее черное одеяние утопало в большой кроваво-красной луже. Обе руки уже были обернуты пакетами с целью сохранения улик. Молодость жертвы поразила Мауру. Монахиня, впустившая ее за ворота, и те, которых она видела в окне, были пожилыми. Эта женщина выглядела совсем молодой. У нее было утонченное лицо, а в бледно-голубых глазах застыло выражение странного покоя. Она лежала с непокрытой головой, обрамленной коротким ежиком светлых волос. Каждый нанесенный удар оставил след на верхней части черепа, превратив его в уродливую корону.
— Ее звали Камилла Маджинес. Сестра Камилла. Место рождения — Хианниспорт, — произнесла Риццоли холодно и деловито. — Она была здесь первой послушницей за последние пятнадцать лет. В мае ее планировали постричь в монахини. — Она сделала паузу и добавила: — Ей было всего двадцать. — Злость наконец прорвалась сквозь завесу невозмутимости.
— Она так молода…
— Да. Похоже, он избил ее до смерти.
Маура надела перчатки и присела на корточки возле трупа. Орудие убийства оставило на черепе множество рваных ран. Из поврежденной кожи торчали фрагменты костей, виднелся вытекший сгусток серого вещества. Хотя кожа на лице была практически не повреждена, она приобрела темно-пурпурный оттенок.
— Она умерла лицом вниз, — заметила Маура. — Кто перевернул ее на спину?
— Сестры, которые ее нашли, — пояснила Риццоли. — Они пытались нащупать пульс.
— В котором часу жертвы были обнаружены?
— Сегодня около восьми утра. — Риццоли взглянула на часы. — Примерно два часа назад.
— Уже известно, что здесь произошло? Что рассказали сестры?
— Из них трудно было вытянуть что-либо полезное. В монастыре сейчас всего четырнадцать монахинь, и все они в состоянии глубокого шока. Они ведь думают, что здесь безопасно. Под защитой Господа. И вот какой-то безумец врывается в их тихую обитель.