Грешный ангел

Миллер Линда Лаел

Увидев бесстрастное лицо Элая, Бонни ощутила себя в еще большей опасности, чем раньше, когда шла сюда с Форбсом. Хуже всего то, что она любит этого человека, который так легко может уничтожить ее.

Музыка вновь заиграла, и Бонни, не думая об упавших на пол жетонах, оказалась в объятиях Элая. Танцуя с ним, она наблюдала за выражением лица Элая, чтобы угадать его настроение, но не могла прочесть на нем ровно ничего. Весь этот вечер Бонни танцевала только с Элаем, и никто не осмелился возражать.

В

полночь оркестр перестал играть, и волшебство кончилось. Элай накинул на плечи Бонни светло-голубую накидку – воспоминание о лучших днях в Нью-Йорке – и увлек ее вниз к ожидающему на улице экипажу.

– Ты должна кое-что объяснить мне, – сказал он, когда они поехали.

Глава 6

Бонни была не готова к объяснениям. Она сидела, оцепенев, на краешке сиденья, покрытого дорогой тканью, и куталась в свою накидку от апрельской прохлады. Весь вечер она была под обаянием чар Элая, но теперь они рассеялись.

Элай в раздражении откинулся на спинку сиденья и скрестил руки на груди. Его лицо, повернутое к окну, было в тени, но Бонни различала жесткие очертания подбородка.

– Моя дочь, – начал он, – Розмари – моя дочь?

Бонни вспомнила свое унижение на улице днем, то, как грубо окунул ее Элай в ванну, и как она в мокрой одежде бежала в издательство Вебба. Она вспомнила о страданиях, пережитых ею, когда Элай обвинил ее в смерти Кайли. Он предал, унизил и, в сущности, бросил ее.

– Вполне возможно, дорогой, – мягко ответила Бонни.

Она скорее почувствовала, чем заметила взгляд Элая. Наступила напряженная тишина. Колеса экипажа забуксовали на скользкой после вчерашнего дождя дороге.

Бонни нарушила молчание.

– Куда мы едем?

Элай медлил с ответом, видимо, решая, что сказать. Наконец, он ответил:

– К твоему магазину, конечно. Правда ли, что ты с моей дочерью живешь там наверху?

От слов «с моей дочерью», произнесенных с особым нажимом, Бонни вскипела. Как оскорбительно, что он сомневался в этом!

– Мы с Роз действительно живем наверху, – сказала она с достоинством. – А ты хочешь опять завладеть магазином?

– Судя по тому, что я слышал, он того не стоит, – тотчас откликнулся Элай, явно стремясь уколоть ее.

Бонни подавила обиду. Сначала она надеялась, что магазин будет процветать, это было бы большой удачей, но, увы, торговля приносила одни убытки, как и предупреждали ее Форбс и даже Джиноа. Только из чистого упрямства Бонни каждое утро открывала двери магазина и с чувством глубокого разочарования закрывала их вечером, чтобы отправиться в танцзал «Медного Ястреба». Слишком гордая, чтобы просить помощи у Джиноа или Элая, Бонни зарабатывала на жизнь танцами.

– Я не подозревала, – отпарировала она, – что воры так разборчивы.

Экипаж поднимался вверх по дороге, ведущей к центру.

– Я не крал твоего магазина, Бонни.

Бонни почувствовала, как кровь прилила к ее щекам.

– Возможно, ты не сам сделал это, – с вызовом произнесла она.

– Что значит, сам или не сам. Черт побери, я не знаю, о чем ты говоришь?

– А вот о чем, мистер Мак Катчен. Вернувшись два года назад в Нортридж, я нашла магазин отца в самом плачевном виде. Притом над дверью была вывеска «Магазин компании Мак Катчен».

Уличный фонарь бросил слабый свет на лицо Элая. Он вцепился руками в сиденье, чтобы от рывка экипажа не упасть на Бонни.

– Ты говоришь так, словно твой дорогой и почтенный папаша построил этот магазин сам. Но если ты помнишь, его подарил ему мой дед к нашей свадьбе.

– Мак Катчены дали – Мак Катчены взяли, ты это хочешь сказать?

Только сейчас экипаж выехал на ровную дорогу и повернул к магазину, где уже ждали Кэтти и Розмари.

– О Боже, с тобой невозможно разговаривать! – воскликнул Элай, – это совсем не то, что я имел в виду. Я просто пытаюсь понять, почему ты так вцепилась в него….

– Тебе и не понять этого, – прошептала Бонни с отчаянием.

Экипаж остановился. Кучер Джиноа соскочил с облучка, открыл дверь и помог Бонни выйти. Окинув взглядом, магазин и увидев яркий свет, падающий из окон верхнего этажа, Бонни все же испытала удовлетворение. Возвращаясь сюда, она всегда заходила к спящей Розмари, обменивалась несколькими словами с Кэтти и выпивала чашку чая. Какое счастье, что, наконец, закончились унижения и страхи этого ужасного дня!

Возле экипажа все еще стоял Элай. Вдруг он тихо сказал:

– Бонни…

Она против воли обернулась. Как хорошо, что в темноте не видно ни ее усталости, ни убожества магазина.

– Заходи, пожалуйста, – почти прошептала она. Но Элай, чуть помешкав, сел в элегантный экипаж сестры и уехал.

Бонни обогнула фасад и, поднявшись по задней лестнице, оказалась на кухне. Кэтти с толстой книжкой в руках, увидев хозяйку, оторвалась от нее и улыбнулась.

– Все сделано, мэм. Я поставила чайник, но думаю, что вам, может быть, лучше поскорее лечь.

Бонни небрежно бросила накидку, внезапно вспомнив, как она впервые увидела Кэтти Руан. Это было в вагоне, в тот далекий день, когда она приехала в Нортридж, Кэтти была из той самой семьи актеров, которые собирались выступать в театре «Помпеи». Когда ее родители снова собрались в дорогу, Кэтти отказалась ехать с ними и в один прекрасный день попросила Джиноа помочь ей найти работу.

Почувствовав к ней симпатию, Джиноа взяла ее в дом. Когда родилась Розмари, Кэтти стала ее няней. Половину жалованья ей все еще платила Джиноа, это задевало гордость Бонни, но пока было неизбежно.