Грета и потерянная армия
Шрифт:
Внезапно она оказалась на спине с привкусом крови во рту. Грета не могла двигаться, не могла дышать и не могла говорить.
Но она могла видеть. И высокая фигура, отбрасывающая тень на ее окровавленное тело, была не ее матерью. Это был не ее отец. И не Айзек.
Это был Аграмон.
Вздрогнув, Грета проснулась, изо всех сил пытаясь вылезти из скрученных покрывал, которые только плотнее сжимались вокруг нее, как одна из тех китайских ловушек для пальцев.
Наконец она освободилась. Девушка села и застонала. Холодный пот на спине пропитал всю рубашку. Даже не глядя, она знала, что
По крайней мере, она была одна, и Сиона не стала свидетельницей ее приступа паники.
Постойте-ка, почему это она была одна?
Она подняла голову, на этот раз увидев комнату вместо оскалившегося лица демона, который все еще продолжал жить внутри нее… хоть и в качестве продолжительной угрозы в ее снах.
Что если в этом есть что-то большее? Как она могла быть уверена, что полностью освободилась от Аграмона, или что раны, которые он оставил в ее душе, когда-нибудь полностью заживут?
Она вздрогнула и обхватила себя. Солнечный свет проникал сквозь прозрачные белые занавески над окном. По человеческим меркам это было еще ранее утро, но позднее из всех, когда Грета просыпалась последние годы.
Ей приходилось вставать в более ранний час, когда жила с Люком, но она всегда была вымотанной и всегда страстно желала того дня, когда сможет вдоволь поспать. Опять же, если бы Грета знала, что дополнительный сон принесет только ужасные ночные кошмары, то она бы никогда не стала искать такой возможности.
Тихо постучали в дверь.
— Да, я проснулась, — отозвалась она.
Вошел ее отец со строгим выражением лица и подошел ближе, чтобы присесть рядом с ней на кровать.
— Мне действительно очень жаль, — поспешила она сказать. — Все, что произошло прошлой ночью, было полностью моей виной, моей затеей. Я потащила Айзека и Рэя со мной, и я не должна была уходить, ничего не сказав. И я определенно не должна была брать нож. Я знаю, это было глупо, и…
— Все в порядке, — прервал он. — Если ты можешь пообещать, что больше не будешь делать что-то подобное, то я спишу это на часть извилистого пути к взрослению, для нас обоих, и начать все сначала.
— Ничего не в порядке. Это было безответственно и неосмотрительно по отношению к другим. Я не хотела вас тревожить.
Он хмуро взглянул на дочь, вздохнул. Ее чувство вины ещё больше возросло. По истечении бесконечно долгой минуты сказал:
— Ты, наверное, этого не помнишь, но когда тебе было три года, ты играла на заднем дворе. Это было до того, как мы купили этот дом, это маленькое бунгало в городе. Ты помнишь?
Она кивнула. Не потому что помнила, а чтобы он продолжил.
— Ты любила играть с соседскими детьми. В трех домах от нас жила маленькая девочка и маленький мальчик, чья семья жила в двух шагах от нас.
Теперь она вспомнила.
— Его звали Фарид, не так ли?
Он кивнул.
— Однажды утром ты всё продолжала спрашивать о том, можешь ли ты пойти навестить своих друзей, и когда твоя мать зашла в дом, чтобы ответить на телефонный звонок,
Она вздрогнула.
— Сначала твоя мать не слишком много думала об этом. Она просто пошла к соседу, чтобы забрать тебя домой. — Он сделал паузу. — Но тебя там не было, и когда тебя не оказалось и в доме Фарида… началась паника.
— Мне жаль, — прошептала она, хотя и это было так давно, что она этого уже не помнила.
— Потребовалось несколько часов, чтобы найти тебя. Ты свернула не на ту улицу, и когда не смогла найти своих друзей, ты увидела качели в чужом дворе и решила опробовать их, хотя никого не было дома. Самое страшное, было то, что у людей, которые жили там, была большая, злая собака, которая начала рычать и царапать дверь внутреннего дворика изнутри дома, когда она увидела тебя во дворе.
— Вот почему ты купил качели, когда мы переехали сюда, не так ли? Чтобы мы с Дрю не убегали?
Он улыбнулся, но в этой улыбке было так много боли. Он носил её как привычный шарф на шее, и, если шарф становился все крепче и плотнее, он привыкал и к этому тоже.
— После этого мы стали очень бдительны. Мы однажды испугались и не хотели позволить этому случиться снова, — сказал он с нервным смешком. — Ты и твой брат были самыми охраняемыми детьми в квартале… но мы все равно потеряли вас обоих.
— Пап…
— Слава Богу, мы нашли твоего брата. Но шли годы, а с ними уменьшались и шансы на то, что ты вернешься назад. Все изменилось. Мы изменились. — Он отвел взгляд к окну, на лбу пролегла глубокая складка. — Такая потеря приносит свои плоды. Иногда, когда приходил домой с работы, я долго стоял на улице, боясь обнаружить пустующий дом. — Его голос стал тише, и послышались нотки уязвимости. — А твоя мать с тех пор принимала лекарства от тревожности. Она не могла долго оставаться наедине с Дрю, потому что не доверяла самой себе.
Грета так сильно прикусила губу, что почувствовала привкус крови.
— Ты должен поверить, что я никогда не хотела, чтобы такое произошло.
Он оглянулся на нее, тени в его глазах, казалось, стали глубже.
— Тогда зачем ты это сделала? Зачем ты подвергла нас этому?
Боль пронзила ее сердце, и глаза загорели от слёз.
— Я… я не… — Она так сильно хотела рассказать правду. Это было похоже на крик, готовый вырваться из горла.
Он резко покачал головой и встал с кровати, подошел к двери, крепко сжав плечи.
— Нам не нужно сейчас с этим разбираться. Я действительно просто хотел сказать тебе, что мисс Дэвидсон нашла приемную семью, которая заберёт Сиону и Айзека. Они уедут сегодня вечером.
У неё отвисла челюсть. Так скоро?
— Папа, это действительно необходимо? Разве они не могут остаться еще на пару…
— Так будет лучше, Грета. — Выражение его лица снова стало суровым и не принимающим аргументы.
— Наша семья пережила достаточно потрясений. Нам нужно время, чтобы снова узнать друг друга, чтобы снова стать семьей. Но это не значит, что они покидают страну прямо сейчас. Они будут рядом, и ты сможете увидеть их, когда захочешь. Здесь не тюрьма.