Грезы Афродиты
Шрифт:
— Даже так?.. — явно не ожидал такого ответа Билл.
Взгляд Билла не сходил с ее синих глаз, а внутри бушевало новое и до сих пор неведомое ему чувство. Оно утаскивало барабанящее в агонии сердце к животу и заставляло все тело неметь. Ноги наливались слабостью, а руки отказывали. Возникшая как гром среди ясного неба ревность растаскивала его душу на мелкие кусочки и вызывала обидную злость. «Проститутка, а я-то хотел…» — кое-как сдерживал эмоции Билл.
— Желтый, смотрю. — Он взглянул на браслет Эмили.
— Не у всех же отцы сенаторы, — посмотрела на его белый Эмили.
— Подрабатываешь
Желание вмазать ему пощечину было настолько велико, что Эмили, забыв об осторожности, залпом осушила бокал с коктейлем.
«Козлина ты голубокровная. Да как ты смеешь, чучело поганое, такое обо мне думать? Стоит еще весь такой, скунс облезлый!» — кипело в голове Эмили.
— А вам-то собственно какое дело? — сдержала себя она, щурясь от вспышек светомузыки.
— Ясно с тобой все.
Неприятное чувство продолжало бушевать внутри и рвать на части горделивую и нарциссическую сущность Билла. «Сука, толпами стоят ко мне, толпами… Но нет же, угораздило. И что? Что я в ней нашел? — Билл прошелся взглядом по новому образу Эмили, по всем возбуждающим частям ее тела и миловидному лицу. — Теперь еще и член встал, вот же коза, — подумал он и, надеясь сбить напряжение, зачерпнул фужером из фонтана малиновый коктейль, а затем моментально осушил его до дна.
— Не надо ваше больное воображение на меня проецировать, ладно? — стараясь сохранить лицо, немного вышла за рамки своего клубного образа Эмили. Видимо, что-то в нем все же было, и до конца превращаться в шлюху в его глазах ей отчаянно не хотелось. — Научитесь наконец-то слышать людей и не додумывать за них! — продолжила она и, заметив кивающую ей в сторону туалета Мэй, отставила пустой бокал. — Мне пора, мистер Свифт.
— Я тебя ждал… Тогда в семь, хоть и выслал интервью… все равно ждал, — вырвалось у Билла. — Думал, придешь.
«А вот это было нечестно! Манипулятор, блин! Стоп, а если правда ждал? Если он говорит искренне и реальными делами доказывает, что я ему небезразлична? Как-то даже неловко теперь. Стою тут полуголая, пью коктейли. Да любой подумает, что я шлюха. Ну вот… Стыдно теперь. Но он-то тут зачем? Нет, уже проходили, я тут по делу и делом буду заниматься, хватит с меня этой драмы», — подумала Эмили, наблюдая за все более явными жестикуляциями Мэй.
— Мне правда пора, Билл… Извини, — убрав официоз, с нотками вины произнесла Эмили и быстро направилась к Мэй.
— Мистер Свифт, не представите нас? — услышала она сквозь громкую музыку и как вкопанная остановилась.
Майкл, громко ударяя по полу тростью, в сопровождении смотрящей на гостей свысока Жюстин, подошел к фуршетному столу.
— Salut, — кивнула Биллу француженка. — А это у нас что за красотуля? — Она игриво повертела Эмили за плечи. — Magnifique (Великолепно), Эмили, просто отпад, и окуляры, смотрю, сняла. Мой низкий за это… — Королева теней развела руки в стороны и наигранно поклонилась.
— Подумала, что тут без них и правда лучше будет.
— Ну, так представишь? — нетерпеливо влез Майкл.
— Она уже уходит, — отрывисто ответил Билл.
— Мисс, как же так? Я настоятельно прошу вас оказать мне любезность и задержаться, — улыбнулся Майкл.
— Майкл, она… — продолжил
— Эмили… Эмили Брюстер, — тут же перебила Эмили, поняв, что он сейчас может ее выдать.
Участившийся пульс, животный страх и спутанность мыслей вновь нахлынули на нее и с мощью кометы разносили былую уверенность вдребезги. Один лишь намек Билла на ее работу перечеркивал все муки ада, через которые она уже тут прошла, и в одночасье мог отдать ее на растерзание самому Сатане со всеми вытекающими. «Я влипла! Теперь точно влипла! Он ведь сейчас проболтается! Надо что-то делать!» — назойливым роем жужжало в голове Эмили.
— Майкл Блэквуд, для вас просто Майкл. — Он поцеловал выпрошенную поклоном руку.
Эта нежная кожа, эти длинные пальчики, этот сладкий клубничный аромат вперемешку с такими нежными и в то же время резкими духами бесцеремонно лишали Майкла способности здраво мыслить и наполняли его сознание дикими, страстными, местами даже жестокими образами неугомонно стонущей в вакханалии Эмили.
— Мистер Блэквуд, — поклонилась в ответ Эмили. — Для меня честь познакомиться с вами. Но мой никудышный кавалер снова все ПЕРЕПУТАЛ! — Делая сильный акцент на последнем слове, Эмили взяла Билла за руку и толкнула вперед. — Не я ухожу, а МЫ УХОДИМ! В комнату. Или ты забыл, что мне обещал? — нахмурясь, продолжила она.
— Обещ… чего? — округлил глаза Билл.
— Прошу нас простить. — Эмили подмигнула Жюстин. — Иди уже, блин, — склонившись к уху Билла, прошептала она и, толкнув его бедром, потянула за собой.
Майкл посмотрел вслед уходящей Эмили, жадно пожирая одержимым взглядом каждый изгиб ее тела. «Иди, моя Афродита, покажи мне себя полностью», — улыбнулся он, предвкушая грядущее наслаждение.
— Она пила? — Хозяин клуба кивнул на фонтан с коктейлем.
— Oui, оба готовы.
— Тогда вмешайся и порадуй меня еще сильнее. — Майкл снова посмотрел вслед удаляющийся паре. — И не обосрись в этот раз, — добавил он и пошел в свой кабинет.
Жюстин фальшиво улыбнулась и мысленно пожелала хозяину клуба, чтобы по дороге в кабинет у него отвалился член.
— Pervers sexuel. Il est deja obsede par elle, putain (Озабоченный извращенец. Помешался, сука, уже на ней), — пробормотала она себе под нос и быстрым шагом направилась к комнатам.
Француженка так и не могла простить его за нарушение договора и за то унижение с минетом. Она не понимала, почему именно эта оплошность с Эмили так вывела Майкла из себя, ведь она совершала и куда более страшные промахи за время работы его правой рукой. Сейчас ей еще сильнее казалось, что хозяина будто подменили. Он стал другим, и злость, которую она испытывала, стоя в ту ночь под дождем, только усиливались, становились бесконтрольной. Жюстин уже не чувствовала себя в безопасности, не была хозяйкой положения и теряла власть королевы теней, которую теперь за версту старались обходить и гости клуба, и весь персонал. Она знала, что ползут слухи. Видела, что ее перестают бояться, а за спиной обсуждают. Все, что она могла сделать сейчас, это стать еще жестче с людьми и ни за что на свете не показывать свою боль. Ту боль, что, вороша прошлое, уже намертво вцепилась в защитную маску от былых издевательств и пыталась ее бесцеремонно стащить.